Лот №131 Ольга Чегодаева-Капабланка-Кларк – русская княжна, жена шахматиста Х. Р. Капабланки. и больше они не расставались. Гениальный кубинский шахматист Хосе Рауль Капабланка и русская красавица-поэтесса княгиня Ольга Чегодаева. и больше они не расставались. Гениальный кубинский шахматист Хосе Рауль Капабланка и русская красавица-поэтесса княгиня Ольга Чегодаева. После смерти Капабланки Ольга еще дважды выходила замуж – за олимпийского чемпиона по гребле и за героя Америки, адмирала Кларка.
Информация
Так вот, однажды он назвал имя Матвея Ройзмана, которое мне было знакомо по книге воспоминаний «Все, что помню о Есенине». Илья Ильич добавил, что Матвей Давыдович умер несколько лет назад, но жива его вдова — Татьяна Лазаревна. Рукописный первоисточник рассказов о мятежной молодости …Дверь квартиры на третьем этаже дома 1а по Козицкому переулку открыла довольно приятная большеглазая дама. Я сразу понял, что еще в недалеком прошлом, скажем, лет двадцать назад, она была весьма и весьма привлекательна. И не ошибся: когда мы подружились, она подарила свою фотографию — на ней красивая, чувственная женщина, по которой наверняка воздыхали мужчины. Темные густые волосы, едва заметная еврейская горбоносость, пронизывающий, но теплый взгляд выдавали неравнодушную к мужскому вниманию особу, мягкий приветливый голос волей-неволей звал к ответным, естественным знакам внимания собеседника противоположного пола. Очень рада. Проходите вначале сюда, на кухню.
Я угощу вас чаем с малиновым вареньем. Так началось мое общение, переросшее в теплую, искреннюю дружбу с вдовой близкого Есенину человека, его литературного соратника. Когда Татьяна Лазаревна повела меня по квартире и я еще в коридоре увидел полки, уставленные книгами с пола до потолка — собраниями сочинений в твердых кожаных переплетах конца XIX века; изданиями, вышедшими до революции и ставшими раритетами, ибо почти все были уничтожены как не вписавшиеся в советскую идеологию; прижизненными томами Толстого, Чехова, Амфитеатрова, Бунина, Мережковского, Андреева, Достоевского; книгами по пресловутому еврейскому вопросу, специально переплетенными, видимо, с целью спрятать корешки с названиями, и многими-многими другими, привлекшими мой библиоманский взгляд, — я задрожал, как осиновый лист в бурю. Но это было только начало — другая сторона коридора о боже! Думаю, что их было не меньше тридцати-сорока. Но самое главное, самое потрясающее ждало меня впереди! В дальней комнате я не мог не обратить внимания на старинный резной шкаф, заполненный тоненькими, изящными книжечками я мгновенно понял, что здесь хранится самое сокровенное — прижизненными изданиями Есенина, а также альманахами символистов, имажинистов и акмеистов, мемуарами первых послереволюционных лет, папками с какими-то документами… Но до поры до времени я сдерживался, как мог.
Исчерпав темы наших разговоров, касающиеся моего интереса к Матвею Ройзману как близкому Есенину человеку, я почувствовал, что меня тянет в этот дом уже другое — охотничий инстинкт библиофила. И в одну из встреч я решил раскрыться… — Не хотели бы вы, дорогая Татьяна Лазаревна, расстаться с какой-нибудь из книг? Но этой книги у нее нет. Неожиданно Татьяна Лазаревна произнесла: — Ну, покопайтесь в этом шкафу, может быть, найдете… Несмотря на свою занятость в журнале «Огонек», регулярные командировки, я старался при любой возможности попасть в дом, примыкающий к знаменитому дворцу княгини Волконской на улице Горького, давно уже занимаемый легендарным Елисеевским магазином. Что греха таить, приходил я сюда не только из-за приглашений гостеприимной хозяйки квартиры попить чайку с малиновым вареньем, но и по библиофильскому влечению. Иногда я, ориентированный в книжном рынке намного лучше, чем она, поправлял ее и, не жадничая, давал истинную цену редкого издания. Но бывало и такое: «Я дарю вам эту книгу, — радушно-искренне восклицала Татьяна Лазаревна, — вижу, как вы в нее вцепились…» Приходил я в дом на Козицком с цветами или с бутылкой шампанского, и мы подолгу, иногда часами, вели светские беседы.
Хозяйка с удовольствием рассказывала о своем муже, о его дружбе с Сергеем Есениным и другими литераторами 20—30-х годов. Я расспрашивал вдову писателя и о ее судьбе, о том, что помнит она о литературно-театрально-элитной Москве прошлых десятилетий. Она называла имена московских красавиц, подруг, любовниц писателей и актеров, вспоминала громкие вечера в Центральном доме актера, по соседству с которым жила. Я расспрашивал ее о трагической судьбе Зинаиды Райх, одной из жен Есенина, о возлюбленной Колчака Анне Тимиревой, о Лиле Брик, о Зое Федоровой… Меня интересовала реакция ее мужа, видного московского культурного деятеля, на партийные решения по Ахматовой и Зощенко, на письмо Булгакова Сталину и, конечно же, то, как он выжил в страшные сталинские годы. Одним словом, я все чаще рвался в квартиру, где витал в самом прямом смысле книжный дух прежних легендарных эпох, дух Есенина, имажинистских скандалов, любовных историй и драм. Ведь о многом я узнавал прямо из первоисточника — из толстенного, специально переплетенного фолианта, заполненного записями Матвея Давыдовича о давних временах, о друзьях-товарищах, о своей мятежной литературной молодости. Записи, казавшиеся мне особенно любопытными, я наговаривал на диктофон.
Иногда Татьяна Лазаревна меняла тему и рассказывала о своем сыне Вениамине, который занимался наукой и, что ей было очень приятно, с большим уважением относился к отцу, его творчеству. Сейчас мне трудно сказать, кто первым из нас звонил друг другу: я — Татьяне Лазаревне или она — мне. Но помню, мне начинало казаться, что Татьяна Лазаревна, встречаясь со мной, приглашая меня в свой дом и заводя беседы на отвлеченные от книг и литературы темы, скажем, о том, что женщина должна как можно дольше сохранять свою женскую сущность и притягательную силу, пыталась, возможно, хоть на самую малость вернуть себя в былые романтические года. Недаром она оглядывалась на примеры Любови Орловой или Татьяны Окуневской, которые как будто совсем не старели… В один из вечеров после нашей долгой беседы на разные темы она протянула мне нашумевшую книгу Матвея Давыдовича «Все, что помню о Есенине», вышедшую в 1973 году, за несколько месяцев до его смерти, и произнесла: «Это вам на память о нашем знакомстве». Дома, перелистывая книгу, я обнаружил небольшой листок бумаги, на котором рукой Татьяны Лазаревны были написаны четыре стихотворные строчки. Прочитав их, я смутился: это было почти признание в любви. Оно привело меня в замешательство.
Как теперь вести себя с Татьяной Лазаревной? Говорить ли ей о своей находке или промолчать? Я решил промолчать. Вскоре я узнал о ее смерти. Ко мне в гости пришли известный литератор, написавший исследование о гибели поэта в гостинице «Англетер», актриса, декламировавшая «Персидские мотивы», журналист, раскопавший неизвестные данные об Айседоре Дункан. Могла бы участвовать в передаче и Татьяна Лазаревна, но, увы… Однажды раздался телефонный звонок. Звонил Вениамин Матвеевич Ройзман.
Он попросил меня прийти к нему поговорить по важному делу. Может, наследник библиотеки хочет расстаться с какими-то книгами? Время-то на дворе голодное. Я знал, что он работал в техническом институте научным сотрудником, а наука в нашем государстве особо не кормит. Вениамин Матвеевич принял меня на кухне. По его настроению я сразу почувствовал: что-то случилось. Моя жизнь резко меняется.
Я уезжаю в Америку. Вы же видите, что здесь происходит… Он тяжело вздохнул и решительно проговорил: — Вы не могли бы купить эту квартиру? Несмотря на то что Ройзман увидел в моих глазах легкую растерянность и ощутил, что я без особого энтузиазма реагирую на его предложение, он добавил: — Моя ситуация требует срочного разрешения. Так вышло. Выездные документы уже готовы. Надо сказать, что наш семейный бюджет испытывал явный недостаток, и, если честно, я должен был сразу отвергнуть эту абсолютно нереальную для меня сделку. Но некий азарт обуял меня в те минуты.
Часть архива, правда, сдана мною в литературный музей. Этот, выражаясь современным языком, бонус, предложенный хозяином квартиры, меня добил. Я окаменел. Мне показалось, что я схожу с ума. На мгновение я представил себе содержимое старинных шкафов, стоящие на полках книжные раритеты, автографы знаменитых писателей и поэтов, украшавшие длинный просторный коридор. Но в те же секунды я понял, что эти сокровища никогда не станут моими. Названная Ройзманом сумма была по тем временам начало 90-х огромной и для меня неподъемной.
Наверное, в тот вечер я постарел на несколько лет. Эта драматическая история кончилась банально: для приличия взяв на раздумье какое-то время, через пару дней я позвонил и отказался от волшебного предложения сына незабвенной Татьяны Лазаревны. Что стало с квартирой в Козицком переулке, кому достались библиофильские сокровища друга Есенина, не знаю. Но сегодня, спустя много лет после тех событий, я решил рассказать о семье, пережившей многое из того, чем был богат и беден XX век. О дружбе с прекрасной большеглазой женщиной, загадочно не чувствовавшей своего возраста. Глава 11. Но раз просят — напишу.
И сейчас, чтобы получить полагающиеся мне деньги в размере двухмесячного оклада отца, я почему-то должна доказывать, что я дочь своих родителей. А поскольку не сохранилась ни у меня, ни в архивах загса моя метрика, я должна привести в суд двух свидетелей, которые сказали бы, что я это я, а не Иисус Христос. До бумаг ли мне было там? Поэтому мне остается признаться, что я самозванка, из чисто познавательных побуждений отправилась в восемнадцатилетнем возрасте в ссылку, где и пробыла 13 лет, а в промежутке между ссылками отхватила еще десять лет лагерей». Завязан круто, жестко, своенравно. Такого в жизни навидалась, вытерпела, что на мякине ее не проведешь. В первый наш разговор весной 1988 года она и по перестройке «пальнула».
Правда, к тому времени еще не был реабилитирован ее отец Карл Радек, и она имела к перестройке личные претензии. А после сообщения о реабилитации сказала: «Да, конечно, это радостное событие, но ведь это надо было сделать тридцать лет назад». А тут еще эта история с компенсацией. Положено так положено. Зачем унижать уже униженных и оскорбленных? От политических речей ей скучно. Предпочитает лирику.
Много стихов знает наизусть. Запомнила еще с лагеря. Переписанная ее рукой книжечка стихов Агнивцева навечно пригвоздила эпоху к позорному столбу штампом: «Проверено цензурой». А иначе отобрали бы при освобождении. Показывает сочинения отца, его фотографии, газетные вырезки, еще не так давно этого ничего не было. Ведь все, что связано с именем Карла Радека, «заговорщика, шпиона всех разведок, наймита всех империалистов» и прочая, и прочая, и прочая, уничтожалось, преследовалось. Добрые и, надо сказать, смелые люди что-то сумели уберечь.
Низко кланяюсь ей, что сохранила такую «крамолу», — говорит моя собеседница. А вот книги о Радеке и издания его трудов в разных странах, вышедшие в последние годы. Да, было так: у нас полный мрак и запрет, в других странах — человек-легенда. В книге, изданной в ФРГ, говорится, что за голову Радека в свое время в Германии обещали огромную сумму. Значит, стоил того, просто так вознаграждения не выплачивают. В Англии вышла книга под названием «Последний интернационалист». У Межирова в стихах сказано: «В крупноблочных и панельных разместили вас домах».
Но она не жалуется: «Рядом электрички? Ну и фиг с ними. Зато малина прямо перед окном». Диван, стол, стул, кухня-пятиметровка заставлена вареньями, соленьями. Несколько полочек с книгами, журналы «Новый мир», «Знамя». В комнате ничего лишнего, тем более дорогого, почти нищета. Невесть какими путями оказалось, подарок залетела сюда толстенная в кожаном переплете с тиснением на корешке знаменитая старинная поваренная книга Елены Молоховец.
Впрочем, потеряла много. Но имущество наше мне ведь не вернут. Все развеяно по свету. Управляющий домом оказался мародером, конфискованное он присваивал себе. Приговорили его к высшей мере за это, но началась война, и он попал в штрафбат. Может, и сейчас жив. А обеспеченность, богатство меня не волнуют.
Я привыкла к нищете и прекрасно с ней обхожусь. К роскоши не приучили. Единственное огорчение — не хватает денег на книги, люблю читать. С сыном его Васькой училась в школе. Однажды даже тумаков ему надавала, девчонка я была драчливая. Отец мне говорил: «Сонька, не давай спуску никому, бей первая. Не жди, когда тебя ударят».
Как-то позже Василий напомнил мне об этом, смеясь. Но ничего, обошлось. Звоню ему: «Что случилось, что-то с мамой? Но срочно приезжай». В момент ареста отца меня не было дома. И он заявил, что не уйдет из квартиры, пока не простится с дочерью. Хоть стреляйте.
И они ждали моего возвращения. Вернулась я поздно ночью, терпение непрошеных гостей уже, по-видимому, иссякало, и отца выводили. На прощание он успел мне сказать: «Что бы ты ни узнала, что бы ты ни услышала обо мне, знай, я ни в чем не виноват». Перед своим арестом отец собрал для меня деньги, пять тысяч, старыми, естественно, отдал моей тетке по матери, а она тут же отдала НКВД. Отца арестовали, жить не на что. Я говорю матери: «Давай продадим часть книг отца». А мать в ответ: «Ни в коем случае.
Я не позволю, ведь библиотека уже конфискована, нельзя нарушать законы». И ничего не продала. А сейчас хоть одну бы книжечку с экслибрисом, с пометой отца. Где они все? Вот в какие игры играли с товарищем Сталиным. Господи, как много было тогда наивных людей! И как удалось этому тирану надуть миллионы и миллионы, не могу понять?!
И товарищи его. Ведь они считали, что если при Ленине можно было открыто дискутировать, убеждать друг друга в чем-то, то так будет всегда. А так потом никогда уже не было. Конечно, отец был наивным человеком. И он наивно надеялся, оговаривая себя, что спасает меня и маму. Отца обвиняли чуть ли не в попытке реставрации капитализма. Отцу моему была нужна реставрация капитализма, члену партии с 1903 года, выходцу из нищей семьи?
Мать была народной учительницей, но все равно беднота. Такой бред собачий я прочитала в этой стенограмме, такие неслыханные обвинения, в которых отец признал себя виновным, что, если думать об этом, кажется, можно сойти с ума. Кроме физических воздействий, на осужденных действовали методом запугивания. Мы, члены семей, были как бы заложниками у палачей. Вспоминаю такой эпизод. Отец совершенно не пил. Один-единственный раз в жизни видела я его нетрезвым.
Он пытался открыть свою комнату и никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Возился и приговаривал: «Хозяину никого не жаль, а вот мне дочку жаль». Сами понимаете, что «хозяин» — это Сталин. Тот эпизод я запомнила на всю жизнь. Да, все мы, члены семей, были заложниками, ибо то, что арестованные наговаривали на себя или на кого-то, было результатом угроз расправиться с близкими. Мать была человеком замкнутым и, придя с Лубянки, только сообщила: Я ему сказала: «Как ты мог наговорить о себе такой ужас? Вот и все.
Еще он спросил: «А Сонька не хотела прийти? Тогда я не могла ему этого простить. Только став взрослым человеком, сама пройдя все круги ада, могу понять, что можно сделать с человеком в заключении. После ссылки я, нарушив подписку о неприезде в Москву, приехала на несколько дней домой. Тут-то по доносу соседки меня и взяли. Моего наказания палачам показалось недостаточно, они меня упекли еще раз, и я отсидела семь лет из десяти. Мне на роду написано сидеть по тюрьмам да лагерям, потому что я родилась 15 февраля 1919 года, а в этот день моего отца арестовали в Германии.
Так что мне надо сетовать только на свою судьбу. Но как я могла отомстить за родителей? Сейчас я думаю, что эту бешеную собаку, тирана усатого, нужно было кому-то пристрелить. Ведь все равно каждому, кто был с ним близок, грозила смерть. Какие мужественные люди были, решительные. Ходили с оружием. Хотя бы Тухачевский.
И никто не решился порешить эту гадину. Даже Орджоникидзе, с его горячей кровью. Вот как Сталин сумел всех околдовать. А вообще, я считаю, что умными и решительными были только Томский и Гамарник. Они покончили с собой, потому что их тоже заставляли обливать себя и других помоями. Многие из окружения Сталина понимали, что их ждет. Помню, когда в газетах сообщили об убийстве Кирова, отец был невменяем, я его в таком состоянии никогда не видела, а мать произнесла вещие слова: «А вот теперь они расправятся со всеми, кто им не угоден».
Так и случилось. Говорят иные: не Сталин виноват, а Берия, Ежов… Так не бывает, чтобы царь-батюшка был хорошим, а министры плохие. О книге К. Радека «Портреты и памфлеты» — Что вы скажете о книге Радека «Портреты и памфлеты»? Она произвела на меня тягостное впечатление. Читать ее сегодня горько и обидно. Талантливейший человек, публицист, умница Карл Радек, извините меня, талантливо воспевал сталинский режим… Эту книгу я в 1972 году с огромным для себя риском приобрел у одной женщины, дочери расстрелянного ГПУ «оппортуниста».
Это не значит, что при Советской власти не существует много злого и тяжелого. Не исчезла еще нищета, а то, что мы имеем, мы не всегда умеем правильно разделить. Приходится расстреливать людей, а это не может считать благом не только расстреливаемый, но и расстреливающие, которые считают это не благом, а только неизбежностью. Начнет исчезать разница между умственным и физическим трудом. Новое крепкое поколение рабочих овладеет техникой, овладеет наукой. Оно, может быть, не так хорошо будет знать, как объяснился в любви Катулл коварной Лесбии, но зато оно будет хорошо знать, как бороться с природой, как строить человеческую жизнь. Он вышел из деревни, потерял с ней связь, но не пустил никаких корней в городе.
Нельзя пускать корни в асфальт. А он в городе не знал ничего другого, кроме асфальта и кабака. Он пел, как поет птица. Связи с обществом у него не было, он пел не для него. Он пел потому, что ему хотелось радовать себя, ловить самок. И когда, наконец, это ему надоело, он перестал петь. Среди детей, которых я знаю, помилование вредителей вызывало целую бурю негодования.
Как же это: предали страну, хотели обречь на голод рабочих и крестьян и не были расстреляны? В какие времена, в какую эпоху, в какой стране детей призывали к жестокости и поощряли вызывать бурю негодования из-за того, что человека не лишают жизни? Как все это объяснить? Задачами «момента», ослеплением, трусостью или, как вы выразились, тем, что Сталин всех околдовал? И цитаты из отцовской книги весьма характерны не только, по-видимому, для его пера, его взглядов и позиций, но и для многих литераторов того времени. Не читала тогда, не буду читать и сейчас. Из-за этих статей я и с отцом ругалась.
Я ведь говорила ему в глаза все, что думаю. Это не случайно? Может быть, между ними было большое чувство. У меня до сих пор такая тоска по Ларисе Михайловне… Красивая она была женщина. Отец даже меня брал на свои свидания с Ларисой. Уезжая в ссылку, я хотела взять с собой портрет Рейснер, висевший над столом отца, но мать твердо сказала: «Это оставь». Только недавно и написала.
Году в 57-м, когда реабилитировали меня и мать, я была на приеме у Микояна. Мне запомнилась сказанная им фраза: «Напрасно Карл не захотел жить». На это я ему ответила: «Анастас Иванович, а какой ценой? Я, кстати, несколько раз обращалась с просьбой сообщить об обстоятельствах смерти отца. Мне ни разу не ответили. Во всех биографиях, опубликованных, к примеру, в Польше, говорится, что он умер в 1939 году, но не сообщается, при каких обстоятельствах. А теперь я знаю, что моего отца убил в лагере наемный убийца.
Почему наемный? Потому что плохих отношений с людьми у отца быть не могло. Убил его наверняка человек, которому за это обещали свободу. Ужас, как я до сих пор не сошла с ума при воспоминаниях о бедном моем отце. Вопрос о его реабилитации стоял еще в 1957 году, но тогда не довели до конца. До справедливости. Тридцать лет ждали этого момента.
Хотя я понимаю, что и сегодня сопротивление этому процессу железное. Не все хотят реабилитаций, справедливости, правды. Ведь его биография, его работа, его человеческие качества для многих и многих — белый лист. Начну с конца. Этим летом я получила бумаги, в которых говорится о том, что решение коллегии ГПУ от б января 1928 года в отношении Карла Радека отменено и дело прекращено в связи с отсутствием в его действиях состава преступления. Карл Радек по данному делу реабилитирован посмертно. Реабилитирован он посмертно и по второму делу от 30 января 1937 года.
Говорить об отце трудно, хотя я была ему, безусловно, близким по духу человеком. Никаких воспоминаний о нем я не писала.
Тем не менее это не помешало им прожить вместе 50 лет.
Джульетта была подающей большие надежды актрисой и могла бы стать настоящей звездой, особенно после фильмов «Ночи Карибии» и «Дорога». Однако ее выбор пал на семью, и она посвятила себя мужу и его карьере. Джульетта редактировала сценарии, утверждала актеров и делала всё, чтобы облегчить жизнь Феллини.
Вот ее взгляд на брак: «Мы с Федерико не создали того, что называют словом «семья». У нас нет потомства, нет близких родственников. Скорее нас можно назвать парой, союзом людей, которые остаются вместе по свободному выбору.
Меня всегда спрашивают, не тяжело ли жить с гением. Я на это отвечаю, что жизнь с глупцом меня раздражала бы больше. У нас с Федерико есть одно преимущество: мы поженились очень молодыми, а значит, и созревать, формироваться как личностям нам довелось вместе.
Должна признать, что мы очень разные. Мне нравится болтать, он же любит только молчание. Я охотно размениваюсь на описание незначительных деталей, он же обладает особым вкусом к синтезу.
Я люблю путешествовать, он это ненавидит. Я люблю танцевать, а он никогда даже не желал этому учиться. Я люблю слушать музыку, а он предпочитает проводить долгие часы за чтением.
И все же главное у нас — общее: нам обоим по сердцу проводить воскресные дни в спокойной домашней обстановке, и у нас обоих страсть к зрелищам». Клементина и Уинстон Черчилль Клементина не была «удобной» женой, потакающей капризам великого мужа. Обладая ярким характером и не менее ярким умом, она тем не менее спокойно относилась к слабостям супруга, в том числе к пристрастию к сигарам и виски.
Основным принципом, которым Клементина пользовалась в браке, был следующий: «Никогда не заставляйте мужей соглашаться с вами. Вы добьетесь большего, продолжая спокойно придерживаться своих убеждений, и через какое-то время увидите, как ваш супруг незаметно придет к выводу, что вы правы». Сочетание уважения к себе и любви к мужу, разумного упрямства и мудрости стало основой аж 57 лет счастливой семейной жизни.
И хотя они практически ни в чем не совпадали в личностном плане и даже спали в разных спальнях, это не мешало им называть друг друга любимым мопсиком и нежной кошечкой, а также оставить 1700 любовных открыток и писем и родить 5 детей. Неудивительно и даже показательно, что сам Черчилль говорил: «Моя женитьба была самым счастливым и радостным событием всей моей жизни». Вера Муромцева-Бунина и Иван Бунин Вера Николаевна, третья по счету жена писателя, отличалась образованностью, королевской статью и абсолютным нежеланием выходить замуж за литератора.
Русская княгиня и кубинский шахматный король, Ольга Чегодаева и Хосе Рауль Капабланка были самой эффектной парой на бесчисленных дипломатических приёмах и балах, которые Ольга называла партиями. Ольга боготворила своего гениального мужа, готова была идти за ним хоть на край света, вот только в Советском Союзе ей не пришлось побывать с ним никогда.
Ответа не было. Оставалось лишь ждать и надеяться на чудо. Чудо, вернувшее его шахматному миру, имело красивое лицо с выразительными тонкими чертами, светлые каштановые волосы, стройную точеную фигуру и звучное русское имя. Княгиня Ольга Чегодаева, урожденная Чубарова, слышала и читала о Капабланке с раннего детства, его имя уже тогда поражало ее воображение тем, какой возвышенный тон принимали газеты, едва лишь заходила речь о кубинском гроссмейстере.
Могла ли она тогда предположить, что станет его женой? Они встретились совершенно случайно в 1934 году в Париже. Капабланка зашел со своим приятелем в кабаре «Веселый кролик», что на Монмартре, и туда же привел Ольгу знакомый Хосе Рауля, сотрудник американского посольства. С первых минут общения между ними появились невидимые, но прочные нити, которые связывают порой людей навсегда. Хосе Рауль понял, что встретил именно ту женщину, о которой мечтал всю свою жизнь, а Ольга никак не могла поверить, что кумир ее детства и юности, недосягаемая звезда с волшебным именем Капабланка-и-Граупера находится рядом с ней, танцует с ней и с восторгом на нее смотрит. Из кабаре они ушли вместе, чтобы никогда уже больше по возможности не расставаться. Ольге в тот момент было 35 лет, за плечами были пережитые в России ужас и страдания, бегство за границу, неудачное замужество.
Опытная и умная женщина, она сразу же взяла верный тон в общении с Капабланкой. Ему, как и прежде, было необходимо восхищение и поклонение, а ей было совсем нетрудно ему это дать, потому что она его искренне любила. Очень скоро Хосе Рауль уже не мог помыслить без нее своей жизни. Без сожаления ушел он от нелюбимой жены, но оформить брак с Ольгой они сумели лишь через четыре года, в 1938 году. Ее влияние на него было огромным, и постепенно она сумела полностью подчинить своей воле этого свободолюбивого и самоуверенного покорителя женских сердец.
«Из России с любовью»: любовный гамбит
Княгиня Ольга Чегодаева, урожденная Чубарова, слышала и читала о Капабланке с раннего детства, его имя уже тогда поражало ее воображение тем, какой возвышенный тон принимали газеты, едва лишь заходила речь о кубинском гроссмейстере. Уникальное собрание обширной информации по всем отраслям знания. Содержит сведения по всем областям науки, техники, литературе и искусству; всю важнейшую историческую, социально-экономическую, географическую информацию по всем странам мира; все. Он был трижды женат, его третьей – и последней – супругой была русская эмигрантка Ольга Чегодаева, с которой он познакомился в США. Это была русская княгиня Ольга Чегодаева из семьи эмигрантов первой волны. В 1934 Капабланка познакомился с Ольгой Чагодаевой (урождённая Чубарова) — русской эмигранткой, первый муж которой был белым офицером.
Пикассо, Дали, Роллан: гении, женившиеся на русских женщинах
Хосе Рауль Капабланка и Ольга Чегодаева. Ольга Чегодаева Капабланка. Анастасия Вертинская в детстве. На момент их встречи Капабланке было 46 лет, Чегодаевой – 35.
Княгиня из Тифлиса, ставшая королевой
Смотреть видео про Ольга чегодаева. Ольга Чегодаева и Хосе Рауль Капабланка. 1. «Солнечная девочка», как ее называл Бальмонт, Ольга Чубарова (фамилию Чегодаева она взяла от первого мужа) познакомилась с известным шахматистом на дипломатическом приеме в Нью-Йорке. Хосе Рауль Капабланка и Ольга Чегодаева. В 30-е годы двадцатого столетия шахматы и шахматисты были в большом почете. А Капабланка был не только шахматным королем, но и дипломатом. Перед ним преклонялись все, вплоть до коронованных особ.
Капабланка. Любовь и ненависть (2011)
Ольги Чубаровой-Чегодаевой-Капабланка-Кларк не стало в 1994 году, ей было 95 лет. Русская княгиня и кубинский шахматный король, Ольга Чегодаева и Хосе Рауль Капабланка были самой эффектной парой на бесчисленных дипломатических приёмах и балах, которые Ольга называла партиями. Лот №131 Ольга Чегодаева-Капабланка-Кларк – русская княжна, жена шахматиста Х. Р. Капабланки. Новости. Контакты. Московский Дом Ахматовой. Уникальные мемуары русской княжны Ольги Чегодаевой, жены величайшего шахматного гения – кубинца Хосе Рауля Капабланки, – пролежали в моем архиве много лет. capablanca32. Хосе Рауль Капабланка был не только блестящим шахматистом.
Капабланка. Любовь и ненависть (2011)
Вскоре семья Драгунских переехала в Россию. Виктор начал публиковаться с 1940 года. С 1959 года Драгунский пишет весёлые рассказы про Дениса Кораблёва под общим названием «Денискины рассказы», по мотивам которых выходят фильмы «Удивительные приключения Дениса Кораблева» 1979 год , «Где это видано, где это слыхано», «Капитан», «Пожар во флигеле» и «Подзорная труба» 1973 год. На творчестве этого замечательного писателя воспитано не одно поколение россиян. Смельчаки Шарль и Робер провели в воздухе два часа. Однако телефон пропылился без дела еще долго — телефонов тогда практически нигде больше не было. Каждые 2 часа 38 минут с конвейера сходит новенький автомобиль. Америка стала стремительно наводнятся автомобилями, в связи с чем в том же 1913 году в Питсбурге штат Пенсильвания открылась первая в Америке станция техобслуживания для автомобилей.
Горького сегодня отметят 75-летие своей альма-матер. Институт начал обучать профессиональный писателей с 1933 года.
Ольга Чегодаева и Хосе Рауль Капабланка. В 30-е годы двадцатого столетия шахматы и шахматисты были в большом почёте. А Капабланка был не только шахматным королём, но и дипломатом. Перед ним преклонялись все, вплоть до коронованных особ. Следите за событиями дня в нашем паблик-аккаунте в Telegramm.
Медведев, оказавшийся в нужный момент в нужном месте. Да, в общем хоре голосов времени звучала, как туго взведенная струна, интонация журналиста, вызывавшего своих героев на откровенный разговор и добивавшегося предельной искренности. Как явствовало из "огоньковской" хроники, неуемный Ф. Медведев также успевал проводить творческие вечера журнала в многотысячных залах Москвы, Ленинграда, Киева, Таллина, Дубны… Когда открылись границы, известный интервьюер посетил многие страны, где проживали наши соотечественники. Он рассказывал о них в журнале и на телевидении. Его авторская телепрограмма "Зеленая лампа" была для московской интеллигенции символом набиравшей силу гласности. Когда позже, через несколько лет, я узнал, что знаковая евтушенковская антология "Русская муза XX века" делалась тоже с участием Феликса Медведева, библиофила, знатока поэзии, я не очень удивился. Другими словами, в ту баснословную эпоху журналист Медведев был, что называется, на виду у всей страны.
Джульетта была подающей большие надежды актрисой и могла бы стать настоящей звездой, особенно после фильмов «Ночи Кабирии» и «Дорога». Однако ее выбор пал на семью, и она посвятила себя мужу и его карьере. Джульетта редактировала сценарии, утверждала актеров и делала всё, чтобы облегчить жизнь Феллини. У нас нет потомства, нет близких родственников. Скорее нас можно назвать парой, союзом людей, которые остаются вместе по свободному выбору. Меня всегда спрашивают, не тяжело ли жить с гением. Я на это отвечаю, что жизнь с глупцом меня раздражала бы больше. У нас с Федерико есть одно преимущество: мы поженились очень молодыми, а значит, и созревать, формироваться как личностям нам довелось вместе. Должна признать, что мы очень разные. Мне нравится болтать, он же любит только молчание. Я охотно размениваюсь на описание незначительных деталей, он же обладает особым вкусом к синтезу. Я люблю путешествовать, он это ненавидит. Я люблю танцевать, а он никогда даже не желал этому учиться. Я люблю слушать музыку, а он предпочитает проводить долгие часы за чтением. И все же главное у нас — общее: нам обоим по сердцу проводить воскресные дни в спокойной домашней обстановке, и у нас обоих страсть к зрелищам». Обладая ярким характером и не менее ярким умом, она тем не менее спокойно относилась к слабостям супруга, в том числе к пристрастию к сигарам и виски. Основным принципом, которым Клементина пользовалась в браке, был следующий: «Никогда не заставляйте мужей соглашаться с вами. Вы добьетесь большего, продолжая спокойно придерживаться своих убеждений, и через какое-то время увидите, как ваш супруг незаметно придет к выводу, что вы правы». Сочетание уважения к себе и любви к мужу, разумного упрямства и мудрости стало основой целых 57 лет счастливой семейной жизни. И хотя они практически ни в чем не совпадали в личностном плане и даже спали в разных спальнях, это не мешало им называть друг друга любимым мопсиком и нежной кошечкой, а также оставить 1700 любовных открыток и писем и родить 5 детей. Неудивительно и даже показательно, что сам Черчилль говорил: «Моя женитьба была самым счастливым и радостным событием всей моей жизни». Однако судьба распорядилась по-другому: роковая встреча состоялась в 1906 году, положив начало совместной жизни. В браке Вере было сложно: будучи невероятно придирчивым к жене, любвеобильный Бунин, как сейчас говорят, не пропускал ни одной юбки и даже поселил на 15 лет в их доме поэтессу Галину Кузнецову, собственноручно «начертив» любовный треугольник.
России впервые нечего экспортировать?
Новости. Контакты. Московский Дом Ахматовой. Они были одной из самых красивых пар в истории: гениальный кубинский шахматист мирового масштаба Хосе Рауль Капабланка и русская княгиня Ольга Чегодаева. Капабланка хосе рауль партии со временем Суба набирает землю и показывает, что может фехтовать. В 30-е годы двадцатого столетия шахматы и шахматисты были в большом почете. А Капабланка был не только шахматным королем, но и дипломатом. Перед ним преклонялись все, вплоть до коронованных особ. Ольга Чегодаева и Хосе Рауль Капабланка. В 1934 Капабланка познакомился с Ольгой Чагодаевой (урождённая Чубарова) — русской эмигранткой, первый муж которой был белым офицером.
Замуж за гения. Реальность и фантазии княгини Чегодаевой- Капабланки
Ответы на эти вопросы - в нашем фоторепортаже. Это был луч Юпитера, как знак свыше, указывающий, что мы никогда не должны сдаваться. Самое главное на свете — это Гала и Дали. Потом один Дали. А на третьем месте — все остальные.
Это была любовь с первого взгляда. Капабланка сказал мне при знакомстве: "Мы обязательно поженимся! И вскоре мы действительно поженились! Капабланка очень любил Россию. С ней его связывали воспоминания молодости, там у него оставалось много друзей, знакомых шахматистов». Их брак завершился со смертью Капабланки от инсульта в 1942 году. Ольга выходила замуж еще два раза и отправляла семье кубинца деньги, полученные за мемуары о муже, которого она пережила на 50 лет. Тем не менее это не помешало им прожить вместе 50 лет. Джульетта была подающей большие надежды актрисой и могла бы стать настоящей звездой, особенно после фильмов «Ночи Карибии» и «Дорога». Однако ее выбор пал на семью, и она посвятила себя мужу и его карьере. Джульетта редактировала сценарии, утверждала актеров и делала всё, чтобы облегчить жизнь Феллини. У нас нет потомства, нет близких родственников. Скорее нас можно назвать парой, союзом людей, которые остаются вместе по свободному выбору. Меня всегда спрашивают, не тяжело ли жить с гением. Я на это отвечаю, что жизнь с глупцом меня раздражала бы больше. У нас с Федерико есть одно преимущество: мы поженились очень молодыми, а значит, и созревать, формироваться как личностям нам довелось вместе.
Западные таблоиды в биографических статьях называют Капабланку едва ли не великим любовником. Что, в целом, не удивительно: Капабланка одевался с иголочки, всегда держался спокойно и непринужденно, вдобавок был вежлив и хорошо воспитан. Хосе Рауль Капабланка и Ольга Чегодаева Капабланка Любовными подвигами гений отметился уже в начале шахматной карьеры. По слухам, на турнире в Санкт-Петербурге в 1914 году на Капабланку обратила внимание знаменитая танцовщица Матильда Кшесинская та самая, имевшая любовную интригу с Николаем II.
Всем словам и всем вещам вернулся их изначальный смысл и ценности, вознося читателя на вершину радости и блаженства. Благодаря уму, харизме, остроумию и благородности, моментально ощущаешь симпатию к главному герою и его спутнице. Очевидно-то, что актуальность не теряется с годами, и на такой доброй морали строится мир и в наши дни, и в былые времена, и в будущих эпохах и цивилизациях. Не остаются и без внимания сквозные образы, появляясь в разных местах текста они великолепно гармонируют с основной линией.