Новости феофилакт архиепископ пятигорский и черкесский

14 октября после вечернего богослужения в храме святителя Алексия архиепископ Феофилакт ознакомился с ходом реконструкции храма и высоко оценил первые результаты.

Архиепископ Феофилакт: «Мы должны готовиться к встрече наших воинов»

С 11 по 18 октября 2023 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла временный управляющий Патриаршим благочинием приходов Русской Православной Церкви в Туркменистане архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт посетил. Также Владимир Путин отметил ставропольского тренера Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. За богослужением архиепископ Феофилакт совершил поставление во иподиакона чтеца Кирилла Хлынова и диаконскую хиротонию выпускника Санкт-Петербургских духовных школ Максима Галумова.

Архиепископ Пятигорский Феофилакт совершил рабочую поездку в Патриаршее благочиние в Туркменистане.

Архиепископ Феофилакт совершил литургию в храме преподобного Серафима Саровского города Сумгаита. 13-18 октября 2022 года временно управляющий Патриаршим благочинием приходов Русской Православной Церкви в Туркменистане архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт совершил рабочую поездку на приходы страны. Экзамены у меня принимал нынешний ректор Московских духовных школ архиепископ Верейский Евгений, тогда – ректор Ставропольской духовной семинарии. Сегодня мы молимся о своей Родине, о своей России, о своем доме, в котором радостно живут наши дети, – сказал архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт.

Епископ Гедеон почтил память старца Феодосия Кавказского

Я там родился и вырос, и вдруг услышал слова человека, который исторически, по месту своей традиции и жизни к Кавказу не имеет отношения. Мы знаем и Кавказскую войну, и другие непростые обстоятельства войны между народами, этносами. Но почему при этом местные горские народы все равно уважали друг друга? За что? Что явилось поводом для уважения? Кто-то считает, и пытается убедить нас в том, что уважают только силу. Но современные исследователи забывают один очень важный аспект.

Уважают человека сильного не физически, могущего добиться что-либо не благодаря своему политическому или какому-то другому влиянию. Уважают человека сильного верой. То есть внутренним убеждением». Почему с уважением относились к казакам, в том числе и представители исламской культуры? Да потому, что это были люди верующие, люди слова. Сказали: «Я сделаю так».

И для них это данное слово было дороже всевозможных договоров или каких-либо подписанных документов. Ведь человек верный будет борцом за свой выбор до конца. Если в нём есть твёрдая вера, ничто его не переломит: с ним невозможно договориться, его невозможно приобрести. Отбери у него оружие — он не станет слабее, потому что он верен своему выбору, своей традиции, своей культуре. Как сделать человека слабым? Не отнять у него оружие, и даже не отнять у него дом.

Отнять у него веру! Самое главное — веру. И все, он становится слабым. Почему Спаситель многократно говорит Своим ученикам: «Не бойтесь»? Уж, Господи, помилуй, вот бы ходил рядом со Спасителем Христом и слушал бы от Него эти слова: «Не бойтесь». Ну, мне-то чего бояться?

Вот вижу все чудеса. Но люди, которые ходили рядом с Ним видели, в первую очередь, и колоссальное количество человеческой боли и ненависти. Надо понимать, что апостолы рядом со Христом были свидетелями не только того, когда говорили: «Учитель, учитель», но и когда Его проклинали, на Него клеветали, обливали грязью. И, может быть, им даже было иногда и неудобно сознаться в том, что они находятся рядом с Ним — с Учителем. Мы это неудобство увидели на суде у Пилата. Какая-то кухарка перепугала до смерти апостола.

Кухарка какая то, служанка! Чтобы проиллюстрировать справедливость тезиса о вере и силе, достаточно вернуться ко временам гонений. И самые близкие для нас — новомученики и исповедники Российские. Ну, казалось бы, чем епископ в тюрьме может быть опасен? Его уже оклеветали, из страха или испуга написали на него кучу признательных заявлений, сорвали панагию, посадили в тюрьму… И все равно его расстреливают. Что же так боялись?

Ну что он может сделать в тюрьме, не имея ничего в руках? Потому что это были люди твердой веры, которая становилась страшнее любого оружия. И эта вера даже в тюрьме, действовала как оружие, становилась мечом обоюдоострым — даже в тюрьме приводя людей ко Христу. И поэтому новомучеников уничтожали с жесточайшей ненавистью. И сейчас не все спокойно и замечательно. Когда мы говорим: «У нас все хорошо», — это означает, что человек может утром встать, осенить себя крестным знаменем, может прийти в храм, помолиться.

И неважно, что для этого нужно пройти четыре кольца оцепления вокруг храма, если в регионе введен режим контртеррористической операции, стоят БТРы, огневые точки и на укреплённых позициях лежат снайперы. Если, несмотря на все это, мы можем собраться вместе в храме, значит, у нас все хорошо. Плохо — это когда нет возможности для молитвы. О мигрантах и личной ответственности Что еще очень тяжко для нас сегодня на Кавказе? Нас мало. Не потому, что мы уезжаем, и нас выгоняют из домов.

Совершенно ответственно скажу: никто не ходит по улицам, не говорит: «Уезжайте отсюда». Да, на рынках и в бытовых стычках можно услышать всяких провокаторов, которые так говорят. Но вот сейчас мы переживаем воспоминания блокады Ленинграда. А сколько там было провокаторов, которые говорили: «Да чего мы гибнем? Давайте откроем ворота города, пустим врага, и прекратится смерть». Сколько было провокаторов!

И даже сегодня находятся такие люди, которые готовы на эту тему дискутировать. И задают вопросы: «А может быть, было бы лучше сдать Ленинград, и не было бы тысяч и тысяч жертв? Вот и на Кавказе находятся такие же провокаторы. С точки зрения этих провокаций, от страшных 1940-х мы ушли недалеко. Но знаете, на эти провокации можно уверенно отвечать только тогда, когда у тебя действительно большая семья. Когда ты заходишь домой, закрываешь за собой дверь, и рядом с тобой не два человека.

Когда эта дверь не быстро закрывается. Я недавно вспоминал слова патриарха Сербского Павла, очень часто их произношу. Когда-то Патриарх сказал следующее: «Если албанская женщина рожает семерых детей, а сербская делает семь абортов, то эта земля нужнее албанцам, чем сербам». А если в наших семьях один-два ребенка, и мы говорим: «Страшно рожать больше». А рядом живет семья, в которой девять-десять детей… О чем ещё можно вести речь? Когда мы заходим в трамвай, то видим, что людей, представляющих славянский этнос, православную культуру меньше.

Их просто физически меньше. Естественно, все это вызывает внутренний вопрос: почему? Но на этот вопрос мало кто готов ответить честно: «А потому, что у меня всего лишь два ребенка». Чаще этот конфликт разрешают словами: «понаехали», «надо закрыть границы», «не надо пускать», «не надо брать на работу», и т. Вызов сразу переадресуют к внешнему — к социуму. Сегодняшнее общество часто боится самоидентификации.

Потому что самоидентификация несет за собой личную ответственность. Сказал бы даже так — персональную ответственность. То есть я понимаю, если я — русский, значит, я должен… Должен знать свой русский язык, свою русскую историю, должен быть носителем своей славянской культуры, должен в корне своем иметь православную веру, потому что все это неотделимо от моей национальной идентификации и от моего культурного кода. Это означает, я должен таким быть, а не казаться. И вот тут начинаются проблемы, конфликты. Не всегда хочется, не всегда готов… И остаётся: «Ну, да, пусть там закон напишут…» А как можно написать закон, чтобы тут не жили люди, не знаю, со смуглым цветом кожи.

Ну как ты такой закон напишешь? Они тоже граждане Российской Федерации. А где твои дети со светлым цветом кожи? Где они, голубоглазые девчонки и мальчишки? Где они? Их нет, они не родились.

Вот и начинается конфликт. Нас физически, просто физически становится меньше. О малой родине и отеческих могилах Чему ещё учит Кавказ? Мы должны прививать любовь конкретно к своей земле. Не просто любовь ко всем границам Российской Федерации — а к малой родине конкретно. На Кавказе люди могут жить в разных местах, но хоронят их всегда в одном.

Вот даже сейчас, читатель, попробуйте задаться вопросом: «а где похоронены мои родственники? Да куда только не разбежались, да где только не нашли себе пристанища. В итоге у нас нет своего родного, чтобы задаться вопросом: а где мы соберемся на родительский день? Около каких могил? Каждый у своих, но не все вместе.

В настоящее время на 12 приходах Туркменистана совершают служение 18 священнослужителей. Все они имеют или получают духовное образование. Рукоположенные студенты продолжат обучение в Казанской духовной семинарии.

Архиерей совершил монашеский постриг протоиерея Альвиана Григорьянца с наречением имени в честь апостола Фомы, а также подписал и передал на приходы страны антиминсы. В Ашхабаде состоялась встреча архиепископа Феофилакта с духовенством Туркменистана. Прежде всего передаю всем вам благословение Предстоятеля Русской Церкви Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, который благодарит вас за искреннее служение Церкви Христовой и многонациональному народу вашей Родины — Туркменистана», — сказал архиепископ Феофилакт, открывая встречу.

Ведь очень часто говорят: вера — это дело какое-то уж очень такое интимное, личное…В: Да-да. Но нет, речь-то идет не о демонстрации своей веры, а о демонстрации своей человечности благодаря вере: не я такой, Он хочет быть, чтобы я был таким. Ну я иногда с этим соглашаюсь.

А иногда мне с этим очень сложно согласиться. Но приходится. А что значит — сложно? Ну сложно потому, что у тебя есть не только выбор, у тебя есть еще опыт. И каждый раз оборачиваться назад, конечно, не стоит. Но ведь ты прекрасно понимаешь, что этот опыт, он отдается эхом в твоей жизни.

И когда ты сегодня вдруг становишься ну не то что другим, но по-другому начинаешь делать, а уже привыкли к определенному алгоритму твоих поступков, говорят: «Ну подождите, ну как же так! Ну как же так! Она постоянно должна менять тебя. Она должна возможность тебе постоянно добиваться в себе человеческого. А вот интересно, владыка, вы сказали, что даже по сравнению с тем временем, которое традиционно оцениваем как тяжелое, может быть оно не сильно отличается. А вот один из моих гостей недавно вообще высказал такую мысль о том, что легче, когда тяжелее.

Вот тогда было тяжелее и христианином было быть в каком-то смысле легче. Может быть, их было меньше, но они были радостнее, наверное. Вот вы с этим согласитесь или нет? Ну то, что, когда сложнее, тогда легче — это факт. Тут уж ничего не поделаешь. Когда ветер в лицо, тогда можно летать.

А когда он в спину, тогда он опрокидывает. Наверное, так. Есть определенная легкость и сложность одновременно и сейчас. Тебе не нужно доказывать свое существование. Вот ты появился в подряснике — вот так я обычно передвигаюсь и летаю, — и не нужно ничего доказывать, не нужно ничего объяснять. Весь внешний вид все объясняет, не только твой род занятий.

Он объясняет то, о чем ты будешь и о чем ты не будешь говорить, какие слова ты будешь употреблять, какие нет, и интересы твои — как-то все сразу же стало определенно. С одной стороны, это легче. Не нужно вот, что называется, долго человека как-то так готовить к своему общению. А с другой стороны, сложнее, потому что вместе с рясой на тебя сегодня надевается все то, что надевается поверх рясы. Но не мной, как священником, когда я облачаюсь, а: так они такие, вот да, священники… Все понятно. И вот здесь намного сложней.

Не потому, что тебе нужно что-то с себя снять, а потому, что тебе нужно дать возможность или, правильней сказать, дать право человеку самому с себя что-то снять. Не заставить его, а именно предоставить ему это право. Предоставить право согласиться с тем, что он был неправ. И не делать это право частью своей победы: ну чтоя, мол, доказал тебе, вот вы говорили… Нет. Это лишь только доставить право быть человеком. Владыка, вот вы сказали: «Далеко за примерами ходить не приходится».

Я вот как раз хотел от радости перейти к такой, может быть, не очень радости. Вот Сергей Фудель написал знаменитые свои строчки про темного двойника Церкви, про то, что в Церкви связано именно с человеческим — с человеческой похотью, страстями, со злобой. Это тоже есть в церковной жизни. И вот об этом чаще, может быть, говорят внешние. Но понятно, что люди, живущие в Церкви, они, наверное, лучше знают и больше этого видят. Тем более священники.

Тем более архиереи. Вот вы, когда сталкиваетесь с этим темным двойником Церкви, как вы считаете — это испытание веры? И как вообще человеку реагировать на то, что он видит? Вместе с человеком удивляться. Вместе с человеком, который увидел, услышал, почувствовал что-то, вместе с ним разделить его тревогу, его надежду, его непонимание. Не говорить ему: ты просто неправ.

Действительно, от человека падает иногда тень. Вот об этом мы уже сегодня говорили. И с этими тенями не так-то просто бороться. Но для того, чтобы она становилась короче, нужно свет подымать выше — и все. Нужно этот свет подымать вместе: ну давай мы вместе что-то попытаемся поменять в этой ситуации настолько, насколько мы сможем. Но самое главное — побеждая зло добром, самому не стать побежденным злом, как говорит святой апостол.

Вот очень важно, чтобы эта твоя борьба со злом не начала тобой владеть и ты сам не превратился в это состояние… этой раздраженности, этого зла. Любить людей и ненавидеть грех. И подымать свет повыше. Вы сказали, правда, имея в виду ситуацию на Кавказе, но такой общий тезис, очень интересный, вы сказали: любая провокация — это испытание веры». Применительно, видимо, к конкретным ситуациям. Так вот, у меня вопрос такой.

А как все-таки, если это провокация — не просто какой-то вопрос, о чем мы сейчас поговорили, а именно провокация — как отвечать на провокацию, или не отвечать, как сейчас, знаете, говорят в социальных сетях: не кормить тролля, да? Вот как — отвечать на провокацию? И как это испытание пройти? Владимир Романович, вы знаете, наверное, какого-то уникального я для себя не нашел ответа на этот вопрос. Потому что каждый раз не могу понять до конца быть уверенным в том, что я сейчас не обращаю на это внимание — это правильно, или, наоборот, в том, что я обратил на это внимание, — это правильно? Трудно, наверное, как-то сказать, какое должно быть мерило.

Но в любом случае всегда, когда я об этом задумываюсь и когда кто-то откровенно провокативно ведет себя — у нас, к сожалению, нередки такие случаи, особенно на Кавказе, связанные с разными историческими наследиями, — так вот, я всегда представляю себя перед Ним: Господи, ну моя главная задача —защитить наши пусть это никого не удивит с Тобой отношения, мне главное — остаться человеком. Ну не в том смысле, как о тебе скажут и что подумают. А в том смысле, как моя молитва, общение с Ним не изменятся после того что я сделаю. И для меня это главней. И если я сейчас считаю, что сейчас нужно именно взяться за молитву, а не за телевизионную камеру и не организовать пресс-конференцию, а пойти послужить молебен, то я пойду служить молебен. Владыка, а знаете, вы вот сейчас это когда говорили, я вдруг вспомнил — по-моему, это в каком-то древнем патерике, — когда какого-то подвижника, старца, вот его поносили, о нем говорят, что он там блудник и все.

И он все время говорил: «Да, да, вот я грешен, грешен». И он со всем соглашался. Пока не дошло до обвинений в ереси. Сказали вот: «Еретик», он сказал: «Нет. Веру никогда не предавал. И у меня две мысли возникло.

Очень интересно вы сказали, что бывают ситуации, когда, правильно я вас понимаю, что даже клевещут, но вы не собираетесь немедленно собирать всех знакомых журналистов и опровергать, а просто идете молиться — правильно? Совершенно верно. А вот если древний подвижник, если я ничего не путаю, но, по-моему, там был единственное — это когда вот обвинение в ереси терпеть нельзя. А у вас есть какие-то вещи, когда вот, ну не знаю, это, может быть, касается не вас лично, а монастыря или еще чего-то, когда вы все-таки выйдете под камеры и что-то объясните, ну или благословите кого-то? Или это от ситуации все равно зависит? Это всегда зависит от ситуации.

От ситуации. Самое главное, конечно, невозможно не согласиться с древним патериком. Ведь самое важное, когда, если дискуссия переходит в область веры и речь идет о вероучительных истинах, речь идет об истинности богопочитания, иконопочитания, истинности, святости храма, здесь, конечно, молчать нельзя. Речь идет о том, что является присутствием Божием в нашей жизни — видимым, осязаемым. И вот к этому, к тому, что можно осязать, нужно относиться всегда с трепетом. И здесь об этом, во всяком случае, нужно сказать.

Но ведь можно сказать по-разному. Ну можно выйти, сказать: вы тут такие-растакие… Да, сякие, а мы хорошие. А что, не так? А на самом деле ведь можно вообще сказать о том, почему тебе это больно. Вот и сказать, мне тут говорят некоторые: вы знаете, вот вы можете — или не можете — в этом храме молиться». А я на это отвечаю очень просто: «А я не могу своей совести приказать мимо храма пройти и не помолиться в нем.

Ну не могу». Ну никакой закон, никакие договоренности, никакие положения музейных сообществ не могут меня заставить пройти мимо святыни и не помолиться в этой святыне, около этой святыни. Уж простите, но не слушается меня моя душа. И тогда, может быть, у человека появится другой аргумент. Может быть, он наконец-таки перестанет подозревать умысел... Да, да, да.

И какие-то и слабые, и сильные стороны, но — человеческие. Есть такая шутка, что из обычных, простых людей спасается каждый второй, а из архиереев — каждый сотый. Это плохая шутка? Это первый вопрос. И вообще, как жить вот с такой ответственностью наследника апостолов — это дает большую надежду или это неправильно поставленный вопрос? Владимир Романович, не знаю, кто там посмеется и где мы окажемся.

Спасение, оно ведь, естественно, не безусловно от твоего положения. Оно в прямой зависимости от твоего отношения к людям. Ведь все то, что происходит в моей надежде, как архиерея, по отношению к другим людям, — это проекция того, как бы я хотел вот реально, чтобы со мной однажды произошло. Это такие дела впрок. Однажды они мне понадобятся. Вот это то, что ты откладываешь на будущее.

Не могу сказать, что стало как-то легче. Вот я помню себя священником очень хорошо, когда сложная ситуация, ну, не знаю, что делать. Ну есть же всегда звонок другу. А я позвоню владыке и спрошу у него. Да, да, да, как благословят. А здесь ты понимаешь, что позвонить ты уже никому не можешь.

Не потому, что друзей нет. Вот, слава Богу, очень много друзей, и архиереев. Но потому, что нужно решение принять тебе самому. И однажды я спрашивал духовника: «Как поступить вот с этим священником в этой ситуации? И это помогло сохранить надежду, что эта ситуация будет разрешена лучшим способом, насколько это возможно. Владыка, ну то есть все-таки у вас остается звонок другу, точнее звонок духовнику.

А были у вас ситуации, когда вы звонили, спрашивали совета, а потом не получалось это благословение духовника исполнить, вот уже когда вы стали архиереем? То есть и когда вы не могли исполнить то благословение, которое дал духовник? Да, да, конечно. И потом приходилось об этом тоже говорить. Ну естественно: «Простите, я это не смог сделать». Без объяснений.

Если спросят — почему, тогда объясняю. А не спросят, так и останусь виноватым. Ну а как же говорят: Вот если ты не готов следовать, вот если ты не готов любое благословение принять, то ты и не спрашивай. А что спрашивать-то. Не получается все равно? Вы знаете, нет, не получается.

Не всегда получается. Честно, как есть — ну не всегда. Это означает, что вот эта виноватость неполучившегося, она, конечно… ну я же понимаю, почему это не получилось, ну я же понимаю, что тут я себя очень много добавил, вот в этот рецепт спасения слишком много я добавил себя. А поэтому он почти несъедобный стал. Вот поэтому вышло все так, как вышло. Ну надо всё заново начинать … делать салат.

Намного тяжелей. То есть исповедоваться друзьям тяжелей, чем исповедовать друзей? Ну да, да. Я поэтому….

И тогда можно этим утешаться, что, может быть, и не надо… Я так, кстати, иногда и говорю своим друзьям: «Знаешь, мне тоже ехать на исповедь к другу. Не переживай». Владыка, а у меня есть один такой подлый журналистский вопрос. Вот вы исповедуете какого-нибудь благодетеля и понимаете, что, в общем, надо ему мусора сейчас насобирать столько, чтобы… Ну а как он отреагирует, Бог его знает.

Бывают такие мысли? Здесь есть сложности? А вы знаете, обычные люди, они тоже этого ждут. И когда ты говоришь, что нужно сделать вот так или поступи так, что вот тебе это дело, которое нужно выполнять теперь постоянно».

Человек говорит: «Спасибо». Ну то, о чем вы уже стали говорить… Да. Да, как мне, им тоже хочется искренности, в отношениях, а не…. Ну конечно.

Никому не нужна договоренность. По крайней мере в храм когда человек, да, приходит. Уж тем более. Или у меня есть, знаете, кто-то говорит: «Да у меня есть там свой знакомый священник».

Я говорю. Мне так тоже как-то говорят: «Вот, у меня там батюшка знакомый есть. Я там с ним там». Я говорю: «Здорово, — говорю.

Вы с Богом тоже так договариваетесь? И вы думаете, эта ваша договоренность, она сильна до самого Неба? Конечно, речь идет не о том, что тебя поймут, войдут в твое положение, оценят всё так, как тебе самому бы хотелось бы, чтобы оценили, мол, ну ты не совсем тут, конечно, и виноват, конечно дело, поступил неплохо, но если на самом-то деле все вокруг, мир такой, все плохие и все прочее — нет, нет. Ведь дружба, она как раз-таки не входить в положение.

А дружба — это идти вместе: ну ты шлепнулся, ну давай я на колено встану, подыму тебя. Но только для одной цели — не валяться в этой луже, а пойти вместе. Вот это и есть сила дружбы. Она и налагается на… особенно вдохновляема силой духовных отношений, когда это и друг, и духовное чадо.

Владыка, а вот еще про исповедь у вас спрошу. Вот священники же, ну естественным образом так получается, гораздо реже исповедуются, чем миряне. Все по-разному. То есть ну в массе, скажем.

Вот всегда по-разному. И не знаю, я тоже как-то вот звоню духовнику и обо всем поговорю. Говорю: «Ну а теперь разреши мне. Вот мы поговорили о проблеме, о том, что сделал.

Я хотя бы понимаю, что на самом деле это исповедь. Ну вот разреши мне, я завтра служу и с этим мне очень тяжело завтра будет подойти к престолу». Чтобы мое сердце было поспокойней, я переживаю об этой ситуации, что вот так получилось там. Какая-то конфликтная ситуация или что-то еще.

И какие-то слова услышу. Я это, собственно, и хотел спросить. Что ведь это очень важно и для священника, и для архиерея, да, вот. Ну а как без этого?

Это же все по-честному. У престола-то стоять…, не знаю, каждый по-своему и по-разному переживает… это возможность там стоять со страхом. И ты понимаешь, что это не твое место. И от этого еще страшней.

А надо. Тебя призвали. Ну и потом, когда ты совершаешь молитвословие, это же, в общем-то, прежде всего о своих грехах приносить жертву и затем — за народ. И чтобы народу стало легче, должно твоей совести стать легче, о своих грехах, и потом уже — за народ.

И поэтому прежде всего это правило духовной жизни. А как без этого? Вы уже начали говорить про любовь и про дружбу. Владыка, вы человек, ну наверное, я могу сказать, что человек общительный.

И я могу предположить, что и до принятия сана у вас было очень много друзей. А вот когда вы стали архиереем, у вас с людьми —с друзьями, с близкими, не знаю, с товарищами — как-то изменились отношения? Ну, допустим, кто-то с вами был на «ты» и стал на «вы», вот. У меня таких нету.

Нет, ну есть такие, которые вдруг стали на «вы». Вдруг стали говорить: «Ваше высокопреосвященство». Я обижаюсь: «Ну подожди, мы же с тобой постригались в один день. Ты что мне выкаешь».

Ну не знаю, я как-то не замечаю этого. Совершенно не замечаю этого. Вот есть священники, с которыми я общаюсь, и они ко мне обращаются на «ты», но когда вот мы лично. А когда это обращение в обществе… Да.

Ну это понятно. Это педагогика. И здесь, скорее, как раз, как отношение с архиереем. И здесь это вполне нормально, это норма.

И другого я как-то не замечал. Вот вы задали вопрос, а я… нет, ничего не поменялось. Владыка, а я вот знаю, что у вас есть близкие. А вы знаете, что поменялось, простите, Владимир Романович, говорили так: «Теперь тебя нельзя так называть» — ну по моему старому имени.

Я говорил: «Ни в коем случае. Нельзя, это просто, это верх». Так посмеялись. Владыка, а я вот знаю, что у вас есть близкие друзья-архиереи.

А вот близкие друзья не архиереи у вас есть? Есть, есть. Вот с давних пор, да, которые? Или и новые есть?

И с давних пор, и новые. Есть такие. Разные люди. То есть архиерей тоже человек.

Как ни странно. А вот архиерей — это начальник же. А вот начальник, мы на эту тему сегодня уже говорили, но здесь в общем, конкретный вопрос. Вот как сочетать эту все-таки необходимость быть руководителем, принимать решение, о чем вы уже сказали, и сочетать все это с любовью?

Вот можно человека уволить с любовью? Ну вы же наверняка увольняли людей. Ну если по собственному желанию. Это хороший ответ.

Ну если вот так, если все- таки серьезно?.. Владимир Романович, это сложный вопрос. Потому что как раз чаще всего вот эти моменты, связанные с администрированием, они имеют такую… что называется: много пластов. Я всегда говорю с людьми.

Ну если у человека уже все, как бы вот он свое, так скажем, отработал, он понимает, я говорю с человеком. Но не так, что «Вот ты пойди, скажи, что завтра пусть не приходит на работу». На работу, да. Надо поговорить с человеком.

Рассказать о своем отношении, поддержать человека. И если вопрос — а всегда вопрос касается профессиональных качеств, ну не соответствует, ну так оказалось. Надеялись на одно, но человек не стал ничего менять. Ну никуда не денешься.

Нужно знать, допустим, какую-то операционную систему, новые вопросы, связанные с юридическими моментами… Ну никак не получается. Ну ты говоришь человеку: «Все, спасибо большое, но вот нам нужно это еще. Но я всегда рад видеть вас в храме, всегда рад вместе помолиться с вами». И если был личный телефон общения, никогда не удаляю его и не блокирую.

Мы так же будем общаться в сообщениях каких-то, поздравлять друг друга с праздниками, помогать, решать какие-то вопросы. Это не должно переходить в самое главное. Хотя я понимаю, что сейчас для многих работа является самым главным. У нас, кстати, в епархии было принято решение, я об этом говорил со священниками, в этот период, особенно сейчас, что все увольнения, которые священник совершает, даже если они какие-то логические, вот так возникает необходимость, чтобы я об этом знал.

А это почему? Потому что, знаете, начинают сокращения, очень тяжело сейчас общинам живется, сложностей очень много. И финансовых очень немало сложностей, особенно в таких небольших селах, станицах. А у нас таких большинство.

И чтобы человек не оказался на работе, вот что называется, оптимизируя, кто служит. И начинается вопрос: а что делать, надо кого-то тогда может быть… То есть, чтобы у вас была возможность, может быть, поддержать. Ну поговорить, поддержать человека. Чтобы не оказалось, что человек остался просто с болью один на один, с обстоятельствами… своей жизни.

Владыка, а вот еще святитель Игнатий, вы часто о нем говорите, и тоже, я так понимаю, почитаете глубоко. Вот вы вспоминали, точнее, вы сказали, что он был свободен от страха, и вот эта его свобода помогает и нам любить — любить свою землю и любить людей. Потрясающе точно: свобода от страха дает силу любить. Но, вот мне кажется, что мы настолько опутаны страхами какими-то, ну я не знаю, вот: ой, ребенок заболеет; ой, начальник поругает; ой, еще что-то еще.

Вот мы как-то всего боимся. А как-то вот все-таки избавляться от этого страха? Я понимаю, что у вас тоже на этот счет нет таблетки волшебной, вот. Но все-таки, может быть, у вас есть какие-то свои способы в таких случаях.

Поднять руки к Небу и сказать, ну а что: «Господи, благослови! Вот ты начинаешь очень нервничать: то у тебя лодка сейчас отплывет, то ты не успеваешь туда, то у тебя служба, то там еще что-то, ты еще хотел туда поехать… Ну конечно, это неправильно. Туда же, в общем-то, надо поехать не для того, чтобы все успеть, а для того, чтобы остаться. А ты же почему все хочешь успеть?

Чтобы потом уехать оттуда. А вот это неправильно. Но это другое. И вот как этого всего не бояться?

Доверять Промыслу, ну доверять: ну так, значит, так. Ну, значит, так, ну что, ну придется поменять. Вот пригласил Владимир Романович на передачу — пришлось поменять билеты на самолет.

Архиепископ Феофилакт: «Мы должны готовиться к встрече наших воинов»

В 2000 году поступил в Институт дружбы народов Кавказа г. Ставрополь , который окончил в 2004 по специальности "Психология". В апреле 2001 возведен в сан игумена и назначен благочинным Изобильненского округа и настоятелем Свято-Никольского храма г.

Все они имеют или получают духовное образование. Рукоположенные студенты продолжат обучение в Казанской духовной семинарии. Архиерей совершил монашеский постриг протоиерея Альвиана Григорьянца с наречением имени в честь апостола Фомы, а также подписал и передал на приходы страны антиминсы.

В Ашхабаде состоялась встреча архиепископа Феофилакта с духовенством Туркменистана. Прежде всего передаю всем вам благословение Предстоятеля Русской Церкви Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, который благодарит вас за искреннее служение Церкви Христовой и многонациональному народу вашей Родины — Туркменистана», — сказал архиепископ Феофилакт, открывая встречу. Владыка поблагодарил духовенство за социальное служение, просветительскую деятельность среди прихожан храмов и выразил удовлетворение конструктивным взаимодействием православных приходов с органами власти Туркменистана в вопросах сохранения храмов-памятников и гуманитарной деятельности общин.

А дружба — это идти вместе: ну ты шлепнулся, ну давай я на колено встану, подыму тебя. Но только для одной цели — не валяться в этой луже, а пойти вместе. Вот это и есть сила дружбы. Она и налагается на… особенно вдохновляема силой духовных отношений, когда это и друг, и духовное чадо.

Владыка, а вот еще про исповедь у вас спрошу. Вот священники же, ну естественным образом так получается, гораздо реже исповедуются, чем миряне. Все по-разному. То есть ну в массе, скажем. Вот всегда по-разному. И не знаю, я тоже как-то вот звоню духовнику и обо всем поговорю. Говорю: «Ну а теперь разреши мне.

Вот мы поговорили о проблеме, о том, что сделал. Я хотя бы понимаю, что на самом деле это исповедь. Ну вот разреши мне, я завтра служу и с этим мне очень тяжело завтра будет подойти к престолу». Чтобы мое сердце было поспокойней, я переживаю об этой ситуации, что вот так получилось там. Какая-то конфликтная ситуация или что-то еще. И какие-то слова услышу. Я это, собственно, и хотел спросить.

Что ведь это очень важно и для священника, и для архиерея, да, вот. Ну а как без этого? Это же все по-честному. У престола-то стоять…, не знаю, каждый по-своему и по-разному переживает… это возможность там стоять со страхом. И ты понимаешь, что это не твое место. И от этого еще страшней. А надо.

Тебя призвали. Ну и потом, когда ты совершаешь молитвословие, это же, в общем-то, прежде всего о своих грехах приносить жертву и затем — за народ. И чтобы народу стало легче, должно твоей совести стать легче, о своих грехах, и потом уже — за народ. И поэтому прежде всего это правило духовной жизни. А как без этого? Вы уже начали говорить про любовь и про дружбу. Владыка, вы человек, ну наверное, я могу сказать, что человек общительный.

И я могу предположить, что и до принятия сана у вас было очень много друзей. А вот когда вы стали архиереем, у вас с людьми —с друзьями, с близкими, не знаю, с товарищами — как-то изменились отношения? Ну, допустим, кто-то с вами был на «ты» и стал на «вы», вот. У меня таких нету. Нет, ну есть такие, которые вдруг стали на «вы». Вдруг стали говорить: «Ваше высокопреосвященство». Я обижаюсь: «Ну подожди, мы же с тобой постригались в один день.

Ты что мне выкаешь». Ну не знаю, я как-то не замечаю этого. Совершенно не замечаю этого. Вот есть священники, с которыми я общаюсь, и они ко мне обращаются на «ты», но когда вот мы лично. А когда это обращение в обществе… Да. Ну это понятно. Это педагогика.

И здесь, скорее, как раз, как отношение с архиереем. И здесь это вполне нормально, это норма. И другого я как-то не замечал. Вот вы задали вопрос, а я… нет, ничего не поменялось. Владыка, а я вот знаю, что у вас есть близкие. А вы знаете, что поменялось, простите, Владимир Романович, говорили так: «Теперь тебя нельзя так называть» — ну по моему старому имени. Я говорил: «Ни в коем случае.

Нельзя, это просто, это верх». Так посмеялись. Владыка, а я вот знаю, что у вас есть близкие друзья-архиереи. А вот близкие друзья не архиереи у вас есть? Есть, есть. Вот с давних пор, да, которые? Или и новые есть?

И с давних пор, и новые. Есть такие. Разные люди. То есть архиерей тоже человек. Как ни странно. А вот архиерей — это начальник же. А вот начальник, мы на эту тему сегодня уже говорили, но здесь в общем, конкретный вопрос.

Вот как сочетать эту все-таки необходимость быть руководителем, принимать решение, о чем вы уже сказали, и сочетать все это с любовью? Вот можно человека уволить с любовью? Ну вы же наверняка увольняли людей. Ну если по собственному желанию. Это хороший ответ. Ну если вот так, если все- таки серьезно?.. Владимир Романович, это сложный вопрос.

Потому что как раз чаще всего вот эти моменты, связанные с администрированием, они имеют такую… что называется: много пластов. Я всегда говорю с людьми. Ну если у человека уже все, как бы вот он свое, так скажем, отработал, он понимает, я говорю с человеком. Но не так, что «Вот ты пойди, скажи, что завтра пусть не приходит на работу». На работу, да. Надо поговорить с человеком. Рассказать о своем отношении, поддержать человека.

И если вопрос — а всегда вопрос касается профессиональных качеств, ну не соответствует, ну так оказалось. Надеялись на одно, но человек не стал ничего менять. Ну никуда не денешься. Нужно знать, допустим, какую-то операционную систему, новые вопросы, связанные с юридическими моментами… Ну никак не получается. Ну ты говоришь человеку: «Все, спасибо большое, но вот нам нужно это еще. Но я всегда рад видеть вас в храме, всегда рад вместе помолиться с вами». И если был личный телефон общения, никогда не удаляю его и не блокирую.

Мы так же будем общаться в сообщениях каких-то, поздравлять друг друга с праздниками, помогать, решать какие-то вопросы. Это не должно переходить в самое главное. Хотя я понимаю, что сейчас для многих работа является самым главным. У нас, кстати, в епархии было принято решение, я об этом говорил со священниками, в этот период, особенно сейчас, что все увольнения, которые священник совершает, даже если они какие-то логические, вот так возникает необходимость, чтобы я об этом знал. А это почему? Потому что, знаете, начинают сокращения, очень тяжело сейчас общинам живется, сложностей очень много. И финансовых очень немало сложностей, особенно в таких небольших селах, станицах.

А у нас таких большинство. И чтобы человек не оказался на работе, вот что называется, оптимизируя, кто служит. И начинается вопрос: а что делать, надо кого-то тогда может быть… То есть, чтобы у вас была возможность, может быть, поддержать. Ну поговорить, поддержать человека. Чтобы не оказалось, что человек остался просто с болью один на один, с обстоятельствами… своей жизни. Владыка, а вот еще святитель Игнатий, вы часто о нем говорите, и тоже, я так понимаю, почитаете глубоко. Вот вы вспоминали, точнее, вы сказали, что он был свободен от страха, и вот эта его свобода помогает и нам любить — любить свою землю и любить людей.

Потрясающе точно: свобода от страха дает силу любить. Но, вот мне кажется, что мы настолько опутаны страхами какими-то, ну я не знаю, вот: ой, ребенок заболеет; ой, начальник поругает; ой, еще что-то еще. Вот мы как-то всего боимся. А как-то вот все-таки избавляться от этого страха? Я понимаю, что у вас тоже на этот счет нет таблетки волшебной, вот. Но все-таки, может быть, у вас есть какие-то свои способы в таких случаях. Поднять руки к Небу и сказать, ну а что: «Господи, благослови!

Вот ты начинаешь очень нервничать: то у тебя лодка сейчас отплывет, то ты не успеваешь туда, то у тебя служба, то там еще что-то, ты еще хотел туда поехать… Ну конечно, это неправильно. Туда же, в общем-то, надо поехать не для того, чтобы все успеть, а для того, чтобы остаться. А ты же почему все хочешь успеть? Чтобы потом уехать оттуда. А вот это неправильно. Но это другое. И вот как этого всего не бояться?

Доверять Промыслу, ну доверять: ну так, значит, так. Ну, значит, так, ну что, ну придется поменять. Вот пригласил Владимир Романович на передачу — пришлось поменять билеты на самолет. Ну куда денешься. Нет, спасибо. Но не делать из этого конечной точкой своей жизни расписание. Может, Бог просто вмешивается в это расписание именно для того, чтобы добавить тебе страничек?

Поэтому и вмешивается. У тебя все так расписано и все вовремя должно быть перевернуто, а Он вмешивается. И даже вот дети болеют. Это страшно. Не дай Боже переживать болезнь детей. Но посмотрите, как эта болезнь наконец-таки заставляет детей быть счастливыми, потому что с ними чаще папа и мама. С ними теперь постоянно кто-то есть.

И иногда они такие счастливые от этого, потому что теперь они не одни. Но все не хватало как-то времени. Ну конечно, все нужно успеть: работа, одно, другое, третье. Но это ведь тоже добавляет страниц в жизни. Потому что потом, когда вырастут, совсем вырастут, родители, они будут своему ребенку, когда будут отдавать своего сына женить или дочку отдавать замуж, скажут: «Вот когда ты болела, помнишь, мы сидели и мы о чем-то говорили». И окажется, что в день свадьбы это будут самыми главными слова. А если бы тогда этого не произошло?

На свадьбе ну конечно, нашлось бы что сказать. Но эти слова как-то по-особенному прозвучат. Владыка, а чего вы больше всего боитесь? Больше всего боюсь долго молчать. Хм, сначала вы говорили, что… Надо молчать. А сейчас вы говорите, что больше всего боитесь долго молчать. Долго, долго очень.

А это… Когда это молчание затягивается в большую паузу. Потому что я понимаю, что тогда нужно начинать мне и действовать. Все же надо делать первый шаг, надо решаться.

В его лице Глава республики пожелал всем православным верующим республики добра и благополучия. Как указано в документе, Глава республики удостоен ордена Русской Православной Церкви за «внимание к трудам по развитию мирных этноконфессиональных отношений». Далее в ходе встречи Казбек Коков и Феофилакт обсудили вопросы дальнейшего развития и укрепления межконфессиональных отношений, братства и единства народов Кабардино-Балкарской Республики.

Архиепископ Пятигорский посетил Соборную мечеть

Соболезнования родным погибших на Кавминводах детей выразил архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. С 11 по 18 октября 2023 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла временный управляющий Патриаршим благочинием приходов Русской Православной Церкви в Туркменистане архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт посетил. За богослужением архиепископ Феофилакт совершил хиротесию во чтеца заведующего канцелярией Бакинского епархиального управления Михаила Климова. В 2021 и 2022 годах по благословлению Святейшего Патриарха Кирилла архиепископ Феофилакт возглавлял престольные торжества храма. Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт (Курьянов). — Архиепископ Феофилакт, правящий архиерей Пятигорской епархии, управляющий приходами Русской Православной Церкви в Туркменистане и временно управляющий приходами Русской Православной Церкви в Азербайджане сегодня с вами и с нами в программе «Светлый.

Архиепископ Феофилакт поздравил и поблагодарил священника

С братской любовью о Господе, митрополит Нижегородский и Арзамасский Георгий При цитировании ссылка гиперссылка на сайт Нижегородской митрополии обязательна. Другие материалы за день.

С другой стороны, в словаре этот герой нартского эпоса называется «небожителем, отцом сатаны», осетинским богом войны. Как считают авторы письма, Пятигорский архиепископ «идеологически облекает эти богослужения в межнациональные и межконфессиональные противопоставления». Если патриарх не выполнит требований авторов письма, они обратятся к президенту Владимиру Путину и Константинопольскому патриарху Варфоломею. При этом массовое паломничество и богослужение на основании действующего законодательства предварительно согласовываются с государственным учреждением, оперативно управляющим данным храмом от имени собственника. Богослужение совершается только после получения согласования». Он также сообщил, что в селе Коста Хетагурова существует постоянно действующая православная община. Таким образом, он отверг утверждения оппонентов, что в окрестностях горы Шоан нет постоянных верующих РПЦ.

Представитель епархии уточнил, с какими именно госучреждениями согласовываются богослужения в памятниках истории: «До 2018 года это РГБУ «Государственный Карачаево-Черкесский историко-культурный и природный музей-заповедник имени М. Он появился весной 2018 года именно для управления пятью средневековыми аланскими храмами, в том числе Шоанинским. Новая организация была выделена из состава музея-заповедника имени М.

Святыни мирового уровня не могут быть приватизированы», — подчеркнул собеседник. К сожалению, денег на их правильную реставрацию нет ни у кого. И верующих не меньше, чем представителей карачаевского народа волнует состояние храмов и их реставрация. Научная реставрация памятников стоит дорого и недоступна ни епархии, ни республике, поэтому и возникают подобные проблемы», — рассказал представитель епархии. Не допустить конфликта Религиовед Олег Петренко напомнил, что «аланская проблема» давно вызывает споры на Кавказе. Поэтому некоторым представителям карачаево-балкарского народа кажется, что, если в аланских храмах будут вестись христианские службы, это «сыграет на руку» осетинам в этом споре. Осетины, в принципе, считают так же.

Поэтому властям главное — не допустить разжигания этого огня, оставив «аланские споры» на кафедрах университетов и не выпустить их на улицы», — указал эксперт. Текущая ситуация, скорее всего, может быть связана и с банальными экономическими вопросами. Поэтому, естественно, многие хотят прибрать их к рукам. Особую обеспокоенность вызывает предупреждение о «народном контроле из добровольцев». Из кого он будет состоять? Что он будет делать? Не пускать людей? Сейчас главное донести до людей, особенно до молодежи, как карачаевской, так и осетинской, как мусульманской, так и христианской, что влиятельные силы хотят заполучить финансовые потоки и сделать их разменной монетой в этой игре», — предположил религиовед. В данном случае целесообразно перевести храмы в федеральную собственность. Однако ни КЧР, ни епархия не обладают достаточными средствами для полноценной реставрации храмов — такие огромные деньги есть только в федеральном бюджете.

Так, Денис Анатольевич Курьянов, архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт, был удостоен Ордена Почета «за вклад в сохранение и развитие духовно-нравственных традиций, многолетнюю благотворительную и общественную деятельность». Многие годы Вашего служения, мудрость и жизненный опыт снискали вам глубокое уважение среди прихожан. Вы вносите весомый вклад в дело сохранения мира и согласия, защиту и укрепление православия, - написал в своем Телеграм-канале глава Пятигорска Дмитрий Ворошилов.

Архиепископ Пятигорский Феофилакт совершил рабочую поездку в Патриаршее благочиние в Туркменистане.

Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт (Курьянов). Сегодня мы молимся о своей Родине, о своей России, о своем доме, в котором радостно живут наши дети, – сказал архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. 14 октября после вечернего богослужения в храме святителя Алексия архиепископ Феофилакт ознакомился с ходом реконструкции храма и высоко оценил первые результаты. 7 октября архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт совершил Божественную литургию в Кирилломефодиевском храме станицы Преградной (КЧР) в сослужении благочинного приходов Южного Карачаево-Черкесского церковного округа протоиерея Евгения Субтельного.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий