Новости ктонибудь или кто нибудь видел мою девчонку

00:29 Как появилась идея экранизировать книгу «Кто-нибудь видел мою девчонку?». Первое непопадание в «Кто-нибудь видел мою девчонку?», уже на уровне пресс-релиза, — исполняющий главного героя Александр Горчилин. Сегодня мой отзыв о фильме "Кто-нибудь видел мою девчонку?" премьера которого состоялась в 2021 году.

Юлия Снигирь, Евгений Цыганов и другие на премьере фильма "Кто-нибудь видел мою девчонку?"

Если же отвлечься от возможных проблем с достоверностью, то в целом картина не заслуживает ни проклятий, ни особенных восторгов. История больных отношений, изначально обречённых на крах, в воспоминаниях о которых героиня упорно копается и в которых по какой-то причине видит упущенное счастье. Или её просто терзают угрызения совести. Любительницам драм из жизни представителей богемы с эмоциональными "качелями" должно понравиться. Плюсы и минусы Красивые актрисы и морские пейзажи во второй половине.

Ты появился в черной рубашке, залитый кровью, с выбеленным и раскрашенным лицом, как на Хэллоуин, в женских сапогах и с игрушечной обезьянкой в руке. Демонический грим был не страшен, а смешон, но мне почему-то было не смешно. Сейчас я уверена, что ты рисовал свой грим с Боуи, но тогда я едва ли знала, кто это такой.

Энергия, исходящая от тебя, была такой сильной, что у меня мурашки по коже пошли. Я вспомнила твой острый взгляд тогда, на Фонтанке. Когда ты выходил на сцену, я тоже остро чувствовала твое физическое присутствие. Я всегда верила только в результат, меня не волновал процесс. Я не признавала гениев, пока не убеждалась, что они создали нечто и впрямь гениальное. С этого спектакля я вышла с ощущением, что посмотрела ерунду, созданную выдающимся человеком. Прости, что я никогда тебе этого так и не сказала.

Ни с кем. Я могла тебя процитировать или вспомнить одну из твоих блестящих реплик. Но говорить о тебе — нет, не могла. Было слишком больно. Возникало ощущение, что тем самым я тебя предаю. Или с кем-то делю. И вдруг — я заговорила.

Что это? Потому ли, что я стала тебе и о тебе писать, понемногу выпуская своих демонов? Или потому, что я влюбилась? Сегодня я видела Таню Москвину — впервые за много лет. Вы вместе учились в институте, ты восхищался мощью ее критического дара и способностью ничего и никого не бояться. Однажды, когда мой сын Иван был еще совсем маленьким, Москвина пришла ко мне в гости. Иван внимательно посмотрел на ее яркое асимметричное лицо.

Она, как и я, перенесла в юности неврит лицевого нерва. Что из меня теперь не выйдет красивой женщины и что это для меня куда большая драма, ее не занимало. То, что такое обычно не говорят маленьким детям, ей и в голову не приходило. Так она жила — ни в чем никаких ограничений. Ты свою бунтарскую природу мучительно укрощал, к тому же был деликатен и не любил задевать людей. А Танька позволяла себе всегда и во всем быть собой и ничего не делать наполовину. Если бутылка водки — то до дна.

Если страсть — то до победного конца. Если ненависть — то до самых печенок. Она умела быть так упоительно свободной и так одержимо неправой, что ты немного ей завидовал. Она тебе всегда отдавала должное, как будто ваша группа крови, замешанная на питерском патриотизме, была одинаковой. Сегодня Москвина рассказала мне, как ты впервые показал ей меня — в библиотеке Зубовского института на Исаакиевской, 5, куда вы с ней два раза в неделю ходили в присутствие. Она очень интересуется рок-культурой. Но он уже явно был влюблен.

Ну да, рок-культура, конечно. Тогда было модно рассуждать про молодежную культуру. Он был первым рокером, чью кассету я слушала по десять раз на дню, еще не зная, как он золотоволос и хорош собой. Эта захлебывающаяся студенческая работа понравилась руководительнице критического семинара Татьяне Марченко. Она показала ее Якову Борисовичу Иоскевичу, который вместе с тобой делал сборник статей о молодежной культуре. Меня вызвали на Исаакиевскую — на встречу с вами обоими. Я готовилась к этой встрече, безжалостно завивала длинные волосы горячими щипцами, румянила щеки ватой, густо красила ресницы тушь надо было развести слюной и слоями накладывала тональный крем.

Зачем я это делала — понятия не имею, моя кожа была идеально гладкой и косметики не требовала. Но мне с детства казалось, что можно быть лучше, красивей, хотелось преодолеть разрыв между тем, какой я была на самом деле и какой могла бы быть, если б… Если б что? Ну хотя бы волосы были кудрявей, глаза больше, а щеки румяней. При этом я надела джинсы с шестью молниями — молодежная культура все-таки. Не жук чихнул. Я была уверена, что ты будешь меня хвалить, ведь не каждую студентку третьего курса собираются печатать во взрослом научном сборнике. Ты вошел на кафедру, смерил меня ледяным взглядом я спросила себя, помнишь ли ты нашу встречу на Фонтанке и высокомерно сказал: — Я не поклонник такого стиля письма, как ваш.

Я молчала. Да и что можно было ответить? Я-то считала, что написала нечто и вправду классное. И вообще, не я сюда напросилась, вы меня позвали. Очень сопливо. Много штампов. И к тому же это надо будет в два раза сократить, — произнося всё это, ты почти на меня не смотрел.

Я продолжала молчать. В этот момент на кафедру вошел Яков Борисович. Прекрасная работа, прекрасная. Очень украсит наш сборник — написано так страстно и с такой личной интонацией. Помню, что я испытала благодарность ему и обиду на тебя, который в этот момент равнодушно смотрел в окно. Текст я действительно сократила вдвое. Тебе этот финал казался глупым, а мне — принципиальным, потому что мне хотелось сохранить эту личную интонацию.

Обида долго не проходила, я не могла забыть, как ты со мной обошелся. Но цену этому занудству я уже начала понимать. Я начинаю письмо и теряюсь — как мне к тебе обращаться? Я никогда не называла тебя Сережей или Сережкой. И уж точно никогда не говорила — Сергей. Впрочем, едва ли; скорее всего, я избегала имени, потому что уже понимала, что между нами существует пространство, где отчество не предполагается. Я никогда не обращалась к тебе по фамилии, хотя другие твои девушки — до меня — это делали.

А может быть, просто от ревности. До меня только недавно дошло, что никого из своих любимых мужчин я не могла называть по имени, словно боясь коснуться чего-то очень сокровенного. И меня никто из них не называл в глаза Кариной, всегда придумывались какие-то нежные или забавные прозвища. Но когда все-таки называли, то это задевало меня как что-то почти стыдное. А может, мне просто были необходимы имена, которые были бы только нашими, — никем не истрепанные. Когда мы начали жить вместе, то довольно скоро стали называть друг друга Иванами. Почему Иванами?

Ужасно жаль, я совсем не помню. Не помню, как и когда это имя пробралось в наш словарь. Всегда в мужском роде. И помню, как мы однажды стали смеяться, когда я впервые назвала тебя Иваном в постели. Ты ведь не любил говорить в постели? И еще помню, как твоя мама, Елена Яковлевна, ревела в телефонную трубку: — Ты ведь сына Иваном назвала, да? В честь Сережки?

Это было в тот день, когда я узнала о твоей смерти. Сейчас мне кажется, что я влюбилась с первого взгляда. И что каждая следующая встреча была особенной. На самом деле в то время я была влюблена в другого, чью систему ценностей безоговорочно принимала. Я тебя остро чувствовала, это безусловно. Но прошло еще несколько лет, прежде чем я осознала, что это любовь. Случилось это, когда ты читал у нас лекции по истории кино, подменяя Якова Борисовича Иоскевича.

Я училась на последнем курсе, значит, мне было года двадцать два. А тебе, соответственно, — тридцать, вполне серьезный возраст. Лекции Иоскевича нам нравились, но казались уж слишком заумными. Когда вместо него пришел ты и сказал, что Яков Борисович заболел и что ты проведешь несколько занятий, мы обрадовались. Ты нас ошеломил — как ошеломлял всех своих студентов. Нервной красотой, завораживающей пластикой рук, необычным сочетанием развинченности и собранности, энергией, эрудицией. Нам казалось, что ты перебрал по крошечным кубикам всю историю кино и выстроил ее заново по собственным законам.

Первая твоя лекция длилась часа три, но никто не устал и не отвлекся. Иначе не получается. Мы влюбились. В аудитории сидели одни девушки. Ты с нами не заигрывал, не шутил, не демонстрировал свое блистательное чувство юмора. Мне снова мерещилась надменность, которая меня в тебе пугала. Но как только ты вошел в аудиторию, мне показалось, что между нами есть какая-то особая тайная связь.

А как же, ведь была история с моим текстом про молодежную культуру.

Кира не может найти силы порвать с Сергеем, но однажды все-таки признается. Сергей понимает, что дело не в том, что Кира ищет лучшей жизни, она его разлюбила.

Кира уходит к Максиму и почти сразу узнает, что беременна от него. Беременность проходит тяжело. Сергей в это время теряет над собой контроль, увлекается наркотиками и умирает от передозировки.

Через некоторое время после рождения ребенка Максим сообщает Кире, что Сергей погиб. Кира понимает мотивы Максима — он не мог травмировать ее трагической новостью на последних сроках. Тем не менее, Кира не может простить этого Максиму, и они расстаются.

Молодой Сергей и Кира в Париже тоже расстаются. Сергей находит неотправленные письма Киры к Добровольскому, из которых узнает, как она привязана к прошлому.

Мы как-то со стороны наблюдали, как из магазинов стремительно исчезают продукты.

Мы прикончили немало этих трапез. Потом исчезли и они. Нам выдавали карточки, но за продуктами надо было стоять в длиннющих очередях, чего никто из нас делать не мог.

Карточки, чтобы не пропадали, забирали родители, покупали на них макароны, муку, маргарин, сахар — и почти всё отдавали нам. Ты по тем временам неплохо зарабатывал, метался по каким-то видеосалонам, которые открывались повсюду. Своих видеомагнитофонов почти ни у кого не было, у нас в том числе.

Народ, изголодавшийся по западным картинам, валом валил на всё. За салонами пристально следили власти, опасаясь порнографии и всякого тлетворного влияния. Прокатчики нашли выход — перед фильмом вставляли видеозапись вступительного слова киноведа, объясняющего художественный смысл данного произведения.

Ты это делал виртуозно, почти без подготовки, артистично создавая ощущение серьезной академической подоплеки — что, собственно, и требовалось. Платили отлично — кажется, 50 рублей за каждую запись. Моя повышенная аспирантская стипендия была 120 рублей.

На эти деньги ты покупал на рынке сало, картошку и лук — наша любимая еда в ту зиму. Это было удивительно вкусно, особенно если в сале попадались мясные прожилки. Из муки и маргарина, добытых по талонам нашими мамами, я научилась печь слоеные пироги — то с капустой, то с картошкой.

И еще мы варили макароны и делали к ним примитивный соус — жаренный на растительном масле репчатый лук. Лука было много, и получалось совсем неплохо. К зиме в кооперативных ларьках появились какие-то фрукты.

Ты победно приносил желтые яблоки домой и умилялся моей радости.

Книги, о которых говорят: «Кто-нибудь видел мою девчонку?»

Их отношения заканчиваются печально: Кира уезжает в другой город и находит новую любовь, а Сергей вскоре после развода умирает. Картина была представлена в номинации "Главный приз", но получила противоречивые отзывы критиков. В широкий прокат фильм выйдет 4 февраля.

Ты умер, он жив. Счастливо женат на роскошной Иман, остепенился, обрел вполне себе физическую реальность — и как-то живет со своим виртуальным мифом. А ты умер. Рылась в сети — вдруг найдется что-то, что я о тебе совсем не знаю? Разыскала письма Леньки Попова, блестящего театрального критика, одного из тех, кто называл тебя учителем.

Так что — все-таки — Лёнька. Он умер через два года после тебя — от лейкемии. Говорят, накануне смерти он просил театральную афишу — был уверен, что к концу недели сможет пойти в театр. Ему было тридцать три, меньше, чем тебе на момент твоей смерти. Он умер так нелепо, так рано. Он не убегал от себя ты писал, что романтический герой всегда бежит от самого себя, а значит — по кругу , не осмыслял свой обожаемый театр как трагический медиум. Хотя что я о нем знала?

Лёнькины письма я тогда пропустила. Я столько лет после твоей смерти жила как сомнамбула — и так много всего мимо меня проскользнуло. Ну так что тут говорить? Говорить ли о том, какое счастье с ним работать, общаться с ним и вообще?.. Если он далеко не бездарный актер, гениальный организатор это половина режиссерского успеха , великий педагог, непревзойденный рассказчик, собеседник и собутыльник, большой знаток современного искусства, философии, музыки — ну что там перечислять все его достоинства? А может быть, меня позвала Ануш, подруга первого года моей институтской жизни. Ты потом не раз говорил мне, что режиссер должен быть влюблен в свою актрису, и, думаю, был немного влюблен в Ануш.

Шла я на этот спектакль неохотно, ничего хорошего не ожидая. Я испытывала инстинктивное отторжение от всякой любительщины — от параллельного кино до подпольного театра. Меня миновал эйфорический этап группового единения, который, наверное, нужно пройти в молодости. Я ведь рассказывала тебе, что в детстве ревела от ужаса на демонстрациях, всегда боялась толпы и так и не полюбила большие компании. И до сих пор отовсюду сбегаю. То есть у меня даже получается веселиться, особенно если я выпью много шампанского, но быстро наступает момент, когда мне надо тихо исчезнуть. Когда мы были вместе, ты всегда уходил со мной.

А когда ты был без меня, ты оставался? Значит, мне было девятнадцать лет — как и Трофименкову, и Попову, и Ануш. А тебе — целых двадцать семь. Ну вот, а ты казался мне таким взрослым, несмотря на твой мальчишеский облик. Мне выдали отпечатанную на ксероксе программку, из которой я узнала, что ты нарисовал ее сам. И что сам будешь играть одну из ролей — повешенного майора-нациста, явившегося с того света. А костюмы сделаны Катериной Добротворской — кажется, именно так я впервые узнала, что у тебя есть жена.

Жену мне показали — по-моему, она тоже появилась в спектакле в маленькой роли. Но на сцене я ее не запомнила. Меня поразило, какая она высокая — выше меня — и гораздо выше тебя. Смуглая, худая, с хрипловатым голосом, слегка восточным лицом и глазами без блеска. Из того, что происходило на сцене, мне не понравилось ничего. Заумный текст, деревянная Ануш, еще какие-то люди, аляповато раскрашенные. Мне было неловко смотреть на сцену.

Лёнька Попов в одном из писем писал, что процесс увлекал вас больше, чем результат. Мне теперь так стыдно, что я никогда не говорила с тобой об этой студии, об этом спектакле, отмахнулась от них, как от дилетантской ерунды. Ты, с твоим самолюбием, зная мое отношение, тоже об этом не вспоминал. Я вычеркнула целый — такой огромный — театральный кусок из твоей жизни. Считала его недостойным тебя? Ревновала к прошлому, где меня не было? Была равнодушна ко всему, что меня непосредственно не касалось?

Или — как всегда — боялась любого подполья, чувствуя опасность, понимая, что мне там не место, что там ты ускользаешь от меня — и туда в конце концов и уйдешь? Я так хотела бы сейчас сесть с тобой на кухне над кружкой крутого черного чая на твоей любимой кружке была эмблема Бэтмена и всё-всё у тебя выспросить. Как вы нашли эту студию? Почему решили делать Воннегута? Почему выбрали такую нудную пьесу? И как это подвальное помещение отнимали, и как ты бегал сражаться за него по обкомам и пытался очаровать теток с халами на голове я узнала об этом только из твоих коротких писем Лёньке Попову в армию. И правда ли, что ты был влюблен в Ануш?

И как вы на этом подоконнике проводили дни и ночи? Все, конечно, смотрели на тебя восторженными глазами, открыв рот? А ты раздувался от гордости и был счастлив? Ничего никогда я так и не спросила, по-свински редактируя твою жизнь, которая в мою схему не укладывалась. Да, всё в этой подвальной студии довольно большой и даже неожиданно светлой показалось мне тоскливым и бессмысленным. Всё, кроме тебя. Ты появился в черной рубашке, залитый кровью, с выбеленным и раскрашенным лицом, как на Хэллоуин, в женских сапогах и с игрушечной обезьянкой в руке.

Демонический грим был не страшен, а смешон, но мне почему-то было не смешно. Сейчас я уверена, что ты рисовал свой грим с Боуи, но тогда я едва ли знала, кто это такой. Энергия, исходящая от тебя, была такой сильной, что у меня мурашки по коже пошли. Я вспомнила твой острый взгляд тогда, на Фонтанке. Когда ты выходил на сцену, я тоже остро чувствовала твое физическое присутствие. Я всегда верила только в результат, меня не волновал процесс. Я не признавала гениев, пока не убеждалась, что они создали нечто и впрямь гениальное.

С этого спектакля я вышла с ощущением, что посмотрела ерунду, созданную выдающимся человеком. Прости, что я никогда тебе этого так и не сказала. Ни с кем. Я могла тебя процитировать или вспомнить одну из твоих блестящих реплик. Но говорить о тебе — нет, не могла. Было слишком больно. Возникало ощущение, что тем самым я тебя предаю.

Или с кем-то делю. И вдруг — я заговорила. Что это? Потому ли, что я стала тебе и о тебе писать, понемногу выпуская своих демонов? Или потому, что я влюбилась? Сегодня я видела Таню Москвину — впервые за много лет. Вы вместе учились в институте, ты восхищался мощью ее критического дара и способностью ничего и никого не бояться.

Однажды, когда мой сын Иван был еще совсем маленьким, Москвина пришла ко мне в гости. Иван внимательно посмотрел на ее яркое асимметричное лицо. Она, как и я, перенесла в юности неврит лицевого нерва. Что из меня теперь не выйдет красивой женщины и что это для меня куда большая драма, ее не занимало. То, что такое обычно не говорят маленьким детям, ей и в голову не приходило. Так она жила — ни в чем никаких ограничений. Ты свою бунтарскую природу мучительно укрощал, к тому же был деликатен и не любил задевать людей.

А Танька позволяла себе всегда и во всем быть собой и ничего не делать наполовину. Если бутылка водки — то до дна. Если страсть — то до победного конца. Если ненависть — то до самых печенок. Она умела быть так упоительно свободной и так одержимо неправой, что ты немного ей завидовал. Она тебе всегда отдавала должное, как будто ваша группа крови, замешанная на питерском патриотизме, была одинаковой. Сегодня Москвина рассказала мне, как ты впервые показал ей меня — в библиотеке Зубовского института на Исаакиевской, 5, куда вы с ней два раза в неделю ходили в присутствие.

Она очень интересуется рок-культурой. Но он уже явно был влюблен. Ну да, рок-культура, конечно. Тогда было модно рассуждать про молодежную культуру. Он был первым рокером, чью кассету я слушала по десять раз на дню, еще не зная, как он золотоволос и хорош собой. Эта захлебывающаяся студенческая работа понравилась руководительнице критического семинара Татьяне Марченко. Она показала ее Якову Борисовичу Иоскевичу, который вместе с тобой делал сборник статей о молодежной культуре.

Меня вызвали на Исаакиевскую — на встречу с вами обоими. Я готовилась к этой встрече, безжалостно завивала длинные волосы горячими щипцами, румянила щеки ватой, густо красила ресницы тушь надо было развести слюной и слоями накладывала тональный крем. Зачем я это делала — понятия не имею, моя кожа была идеально гладкой и косметики не требовала. Но мне с детства казалось, что можно быть лучше, красивей, хотелось преодолеть разрыв между тем, какой я была на самом деле и какой могла бы быть, если б… Если б что? Ну хотя бы волосы были кудрявей, глаза больше, а щеки румяней. При этом я надела джинсы с шестью молниями — молодежная культура все-таки.

Все герои второго плана выдуманные. Когда мы выбрали эту тему, то прекрасно понимали, что обрекаем себя на сильные реакции. Мой режиссерский подход — оставаться максимально деликатной. Одна из претензий, которую я слышу в свой адрес: «Вот вы взяли реальных людей и хайпанули.

Но мы же не использовали личности известных людей, чтобы привлечь к себе внимание. Хотя я не могу не учитывать чей-то боли и морально-этического аспекта». На роль Сергея Добротворского пригласили артиста «Гоголь-центра» Александра Горчилина, который ничего не знал о своем герое, а в острой реакции на фильм увидел личную боль тех, кто был связан с прототипами фильма, цеховую солидарность, затмевающую разум. Киру сыграли Анна Чиповская и Виктория Исакова. Одной по роли — 25, другой — 40 лет. Ничего общего между ними нет, и зрителю предстоит принять или не принять такую условность. Ангелина Никонова хотела визуализировать разницу миров, потому и пригласила таких разных актрис на одну роль. По ее мнению, зрители поверят, что это одна и та же женщина. Они и сыграли супругов, популярных людей - психолога и телеведущего, слегка уставших друг от друга. Аналогий возникает много, вспоминаются Бузыкин из «Осеннего марафона», Зилов из «Утиной охоты».

В жизни героя появляется женщина и поэт в облике Юлия Пересильд. Две женщины, два города — Москва и Петербург — этого достаточно для метаний. В фокусе — внутренний мир героев, социум режиссеру не так важен. Вдохновение пришло от формы: в кадре - трое. Из формы возникла уже история», - рассказывает о своем замысле Анна Меликян. Юлия Пересильд впервые оказалась в ее сплоченной команде: «Мне казалось, что я не вхожу в шорт-лист Анны Меликян. Мне казалось, что я сойду с ума от того, что все делаю не так. Мне же часто приходится играть в жестких картинах, а Аня подарила мне легкость».

Если очень любить кино, то и жизнь однажды станет фильмом. Так и случится, ведь так и заведено — в дамских романах и в их адаптациях — под громкий шепот июльского дождя Кира отдастся Сереже прямо на письменном столе. Со стены на них с укором будет взирать Ален Делон: в отличие от героев, он пьет только бурбон, а водку с пивом не мешает. Трейлер фильма «Кто-нибудь видел мою девчонку? В книге, кажется, много внимания уделялось пище — в Петербурге девяностых пропитание было трудно достать — рацион Добротворских состоял исключительно из вяленых бананов, кефира и Годара. У Никоновой бананы пропали, все остальное на месте. Поэтому первые сорок минут себя и нас актеры потчуют бифидосуждениями и бактериями, тщательно выдерживая кислотно-щелочной амбьянс. Добровольский безэмоционально поет осанну то Цыбульскому, то Гриффиту — ему вторит хор интеллигентных статистов в лице Лизки и Мишки безынтересно сыгранные Марией Шалаевой и Василием Буткевичем — Любовь Аркус и Михаил Трофименков. Крутится кино и сопли на палец. Розовые, ностальгические сопли.

Кто есть кто в фильме «Кто-нибудь видел мою девчонку?»

«Кто-нибудь видел мою девчонку?» — никак не байопик, а мелодрама, основанная на действительно трагическом материале: так ведь кино вечно превращает трагедию в мелодраму. Сергей и Кира — это история о двух молодых людях, считавшихся самой красивой и завораживающей парой на богемной сцене Петербурга в начале девяностых. По мотивам мемуаров Добротворской режиссёр Ангелина Никонова сняла фильм «Кто-нибудь видел мою девчонку?». В кинотеатре «Иллюзион» состоялась премьера фильма КТО-НИБУДЬ ВИДЕЛ МОЮ ДЕВЧОНКУ. Сегодня, 4 февраля, в прокат выходит фильм Ангелины Никоновой «Кто-нибудь видел мою девчонку?» с Анной Чиповской, Александром Горчилиным и Викторией Исаковой.

«Кто-нибудь видел мою девчонку?» Карины Добротворской

Уже второй раз читаю у вас о психологе, а что, это чудодейственное средство, сильно сомневаюсь, психологи мало кому помогают. А почему Вы позволяете себе роскошь в обсуждении фильма начинать обсуждение личностных качеств форумчан, которых Вы ни разу не видели, не знаете? Или, может, наоборот?

Некоторые из свидетелей легшего в основу книги сюжета считают роль Карины в судьбе Добротворского роковой и не верят ее рефлексии. Другим — тем, кого там не было впрочем, в таких случаях никого, кроме двоих, не бывает , — бессмысленно комментировать книгу и фильм с этих позиций. Остаются только позиции художественные.

Фильм Ангелины Никоновой, снявшей замечательный «Портрет в сумерках», наверное, не рассчитан на зрителя, знакомого с фигурой Добротворского — для кинокритического сообщества очень важной, — с компанией в основном блестящих критиков вокруг него, с их манерой перекидываться цитатами из Годара и Клузо. Строго говоря, он рассчитан на зрителя, для которого Александр Горчилин играет просто некоего пьющего умника, а что он там лопочет про каких-то режиссеров, этому зрителю не так важно. Этот взгляд совпадает с восприятием героя наивной по замыслу протагонисткой молодую Карину играет Аня Чиповская, взрослую — Виктория Исакова и подчеркнут нарочито мейнстримовой по-прежнему помним, что это не комплимент музыкой за кадром. Мы как бы должны попасть в сердце интеллектуального Ленинграда, но попадаем в компанию молодых артистов, играющих каких-то бездельников, которые много говорят о кино. Если вы ничего не знаете об этом коротком расцвете постперестроечной критики, об этом словесном блеске и одержимости многозначащими склейками и что-то скрывающими затемнениями, то и не узнаете.

А по итогу?

Жила-была девочка, считала себя умной и некрасивой. Мужик ради неё расшибался в лепёшку, то Париж, то Штаты, то шмотки… Но потом с ним стало скучно, да и денег маловато, да и связи с его окружением налажены… и она завела себе очередного женатого мужика.

Кира недовольна тем, что Сергей утратил режиссерские амбиции и растрачивает свой талант. Она резко высказывает свои претензии Сергею при его друзьях. Пьяный Сергей жестоко избивает Киру. Она шокирована, но вскоре прощает Сергея, который не помнит детали случившегося. Все вроде бы приходит в норму. Популярность Сергея как критика растет, оба пишут статьи для популярной газеты, неплохо зарабатывают. Но Кира потеряла надежду завести детей, а Сергей так и не решается вернуться к замыслу о своем кино. Сергея приглашают в Нью-Йорк с лекциями.

Накануне его возвращения Кира на вечеринке знакомится с Максимом — главным редактором той самой модной газеты. Они становятся любовниками, связь продолжается почти год.

Кто-нибудь видел мою девчонку? (1952)

В автобиографической книге “Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже” Карина Добротворская обращается к адресату, которого давно нет в живых, пытается договорить то, что еще ни разу не было сказано. Фильм снят по книге «Кто-нибудь видел мою девчонку? Смотреть онлайн Кто-нибудь видел мою девчонку? в HD качестве бесплатно, без регистрации и рекламы у нас на сайте! Кадр из фильма Ангелины Никоновой "Кто-нибудь видел мою девчонку?". «Кто-нибудь видел мою девчонку?» — российский фильм 2021 года режиссёра Ангелины Никоновой. Сценарий написан по мотивам романа Карины Добротворской «Кто-нибудь видел. 00:29 Как появилась идея экранизировать книгу «Кто-нибудь видел мою девчонку?».

кто-нибудь видел мою девчонку?

нибудь видел мою девчонку?». Партнером Анны Чиповской в фильме "Кто-нибудь видел мою девчонку?" стал Александр Горчилин. кто-нибудь видел мою девчонку? poster. Сергей и Кира — интеллектуалы, влюбленные в кинематограф. Он – уважаемый кинокритик, она – его студентка. «Кто-нибудь видел мою девчонку?» — никак не байопик, а мелодрама, основанная на действительно трагическом материале: так ведь кино вечно превращает трагедию в мелодраму.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий