Это не значит, что у них нет сравнительно более сильных и более слабых произведений, но свидетельствует, что некоторые их произведения, у Моэма это ряд новелл и романы «Бремя страстей человеческих», «Луна и грош», «Пироги и пиво», «Театр», «Острие бритвы». Биография скандального писателя, чьи книги долгое время были запрещены в США за «порнографию» – Самые лучшие и интересные новости по теме: Генри Миллер, Париж, Тропик рака на развлекательном портале
Луна и грош
4 буквы. Ответы для кроссворда. Действие романа происходит в начале XX в. Автор, молодой писатель, после своего первого литературного успеха приглашен на завтрак к миссис Стрикленд — буржуа часто питают слабость к людям искусства и считают лестным для себя вращаться в артистических кругах. Главная» Новости» День рождения писателя 4 января 2024 года.
Аудиокниги слушать онлайн
Через несколько месяцев Бланш кончает жизнь самоубийством. Она любила Стрикленда, а он не терпел притязаний женщин на то, чтобы быть его помощницами, друзьями и товарищами. Как только ему надоело писать обнаженную Бланш он использовал ее как бесплатную натурщицу , он оставил ее. Бланш не смогла вернуться к мужу, как ядовито заметил Стрикленд, не в силах простить ему жертв, которые он принес Бланш была гувернанткой, ее соблазнил сын хозяина, а когда открылось, что она беременна, ее выгнали; она пыталась покончить с собой, тогда-то Стрев и женился на ней. После смерти жены Дирк, убитый горем, навсегда уезжает на родину, в Голландию. Когда наконец Стрикленд показывает автору свои картины, они производят на него сильное и странное впечатление. В них чувствуется неимоверное усилие выразить что-то, желание избавиться от силы, владеющей художником, — словно он познал душу Вселенной и обязан воплотить ее в своих полотнах... Когда судьба забрасывает автора на Таити, где Стрикленд провел последние годы своей жизни, он расспрашивает о художнике всех, кто его знал. Ему рассказывают, как Стрикленд, без денег, без работы, голодный, жил в ночлежном доме в Марселе; как по поддельным документам, спасаясь от мести некоего Строптивого Билла, нанялся на пароход, идущий в Австралию, как уже на Таити работал надсмотрщиком на плантации...
Жители острова, при жизни считавшие его бродягой и не интересовавшиеся его «картинками», очень жалеют, что в свое время упустили возможность за гроши купить полотна, стоящие теперь огромные деньги. Старая таитянка, хозяйка отеля, где живет автор, поведала ему, как она нашла Стрикленду жену — туземку Ату, свою дальнюю родственницу. Сразу после свадьбы Стрикленд и Ата ушли в лес, где у Аты был небольшой клочок земли, и следующие три года были самыми счастливыми в жизни художника. Ата не докучала ему, делала все, что он велел, воспитывала их ребенка... Стрикленд умер от проказы. Узнав о своей болезни, он хотел уйти в лес, но Ата не пустила его.
АЛ Нет, не находится. Слава его, не знаю, к счастью ли, к сожалению, осталась в прошлом веке.
И теперь Моэм — автор для начинающих изучать английский язык. У него превосходный, совершенно образцовый английский язык, он блестящий стилист, причем без вычурности, человек с большим вкусом, человек, который очень много работал со словом. Он подолгу не выпускал произведения из рук, пока не доводил его до ума. Этого у него не отнимешь. Тем не менее, романы его все-таки слабее рассказов. Когда читаешь его романы, то видишь, как они распадается на отдельные новеллы. Моэм не романист по духу своему. Просто он настолько опытный, матерый литератор, что более или менее умел все.
Одно умел лучше, другое хуже. Популярность Моэма в России — величина не постоянная АМ В английской литературе времен империи всегда присутствовал интерес к колониальной теме. Об этом писали и Моэм, и Киплинг... Моэм старше Киплинга на девять лет, но когда читаешь того и другого, кажется, что они из разных эпох. В произведениях и того, и другого колониальная тема играет немалую роль, но взгляды на Восток и Запад у каждого из них свои: между «несите бремя белых, как бремя королей» и «слишком много чемоданов, слишком много наклеек на них» — бездна. С чем это связано? С концом Викторианской эпохи, еще с чем-то? Мадина Тлостанова Закат популярности самой идеи империи и империализма в британском обществе, который пришелся на второе и третье десятилетия XX века, сыграл несомненно свою роль.
Викторианская эпоха, хотя формально и завершилась в 1901 году, на самом деле в 1890-е годы незаметно превратилась в эдвардианскую в своей системе ценностей, эстетических преференциях, отношении к современности. Но примерно с 1910 по 1914 год происходит слом эпох, и на этом сломе и входит в литературу в полной мере Моэм, а наибольшей известности удостаивается между двумя мировыми войнами, за которыми, как известно, последовала быстрая и масштабная деколонизация, навсегда изменившая роль и значение Великобритании в мире. Не случайно так популярна была издевательская песенка 1931 года, написанная приятелем Моэма Ноэлем Кауардом и высмеивавшая чокнутых англичан, разгуливающих на полуденном солнце как бешеные собаки. Она отражала скептическое отношение британцев к империи, о которой еще недавно с гордостью говорили, что в ней никогда не заходит солнце. Ощутимые сдвиги происходят в эти десятилетия и в литературе, где XX век заявляет о себе в стремительном наступлении модернистских и авангардистских явлений. Ни Киплинг, ни Моэм не вписались целиком в эти новые тенденции, хотя и не остались в стороне. Того же Киплинга не зря относят к прото или предмодернистам. Что касается Моэма, то один исследователь назвал его пара-модернистом, затронувшим практически все темы, волновавшие признанных модернистов, но сделавшим это, не выходя за рамки своей внешне реалистической поэтики.
АМ Как смотрится после «деколониального поворота» моэмовское восприятие Востока и Запада? И как оно изменилось в обществе в целом? МТ Несмотря на свой скепсис по отношению к империи, соответствовавший умонастроениям первой половины XX века, когда британцы все чаще убеждались в том, что ни политически, ни экономически, ни этически оправдать наличие колоний нельзя, Моэм все равно остается англичанином с определенной историей, выходцем из определенного класса, что сообщает его взгляду на тот же Восток свои особенности. Его восточные произведения — это мир скучающих и лицемерных английских аристократов, предприимчивых дельцов, миссионеров, ученых, мир, в котором местное население — безмолвные статисты. Хотя, несомненно, они уже не представлены просто как набор стереотипов. Более того, его герои-англичане часто убеждаются, попав на Восток, в том, насколько поверхностны были их прежние представления о живущих там людях. Но все же этот Восток мы видим именно и прежде всего глазами англичан. И здесь Моэм верен правилу — писать о том, что хорошо знаешь и чувствуешь.
Для этого английского взгляда колониальный иной остается непрозрачным, неизбежно уступает персонажам-англичанам по своей сложности и психологической достоверности. Тут есть где разгуляться постколониальному романисту — скажем, переписать « Узорный покров », сделав главными героями присутствующих у Моэма только фоном китайцев. Что касается системы ценностей, то она, увы, почти не изменилась, во всяком случае, в том, как условный Восток и Запад продолжают относиться друг к другу. Колониализм вроде бы закончился, а колониальность как тип мышления и восприятия осталась. МТ Выстраивать тут какие-то генеалогии — неблагодарное занятие. Пусть этим занимаются авторы учебников по зарубежной литературе. Все равно их никто не читает. Литературный процесс — явление более сложное и не линейное.
На мой взгляд, названные авторы — фигуры разного порядка. Дойл — это совсем уж массовая беллетристика. Киплинг и Моэм пересекаются в своем двойственном отношении к империализму, оставаясь при этом аутсайдерами литературного канона, а Конрад — это слишком высоколобая фигура для подобной компании, хотя его хрестоматийное « Сердце тьмы » послужило основой и стало мишенью критики в ряде постколониальных романов и публицистики. И в этом смысле все четверо так или иначе реагируют в своих произведениях на неизбывную для Великобритании тему империи и колоний. Просто каждый это делает в свое время и в своей эстетике. АМ Моэм много путешествовал и повсюду чувствовал себя «как дома» — это британская черта, имперская? МТ Думаю, что нет. То есть, возможно, карикатурный британец в пробковом шлеме и полагал, что ему принадлежит весь мир, но вряд ли Моэм был настолько наивен или старомоден.
Скорее, мне кажется, это черта писательская и к тому же связанная с тем, что в Великобритании-то он как раз не мог себя ощущать в полной мере в безопасности в силу самых строгих законов против гомосексуализма. АМ Не связан ли секрет необыкновенно устойчивой популярности Моэма в России с тем обстоятельством, что и мы когда-то были империей? МТ Не думаю, что здесь есть прямая связь, да и популярность Моэма в России — величина не постоянная. Мне кажется, что колониальная тема все же не превалирует у Моэма так, как у Киплинга. Нередко, это лишь антураж, необходимый ему для исследования человеческой природы. Известно, что Моэм сам сознавал, что ему, как автору, не хватает воображения а также лиризма и метафоричности , что он нуждается в реальных историях, которые затем перерабатывает в рассказах, романах и пьесах. И его бесконечные, порой оканчивавшиеся скандалами поездки в дальние страны — это не столько колониалистский зуд или ориенталистская тоска, сколько попытка собрать необходимый материал. Параллели между российской империей и Великобританией, как и между российским и британским имперским сознанием, весьма условны.
Интересно, что для отечественного читателя экзотичность колониальной прозы — это почти всегда экзотичность чужая, переводная — Африка, Азия, Америки, запечатленные писателями западных империй. И эта чужая экзотичность манит больше, чем своя ориенталистская тематика. В русской литературе эквивалентами являются, например, произведения о Кавказе писателей XIX века, но они все написаны в другую эпоху, другим художественным языком. И в этом смысле, косвенно, конечно, колониальные рассказы Моэма, как и других англичан, восполняют эту отсутствующую у нас свою традицию. К тому же, важно, что это как бы чужой колониализм, к которому российский читатель не имеет прямого отношения и потому не испытывает чувства вины. АМ Тогда в чем секрет его успеха у читателей? МТ Скорее Моэм нравится тем, кому он нравится, потому что пишет он достаточно занимательно и доступен пониманию обычного читателя, потому что подмечает самые различные аспекты человеческой природы, не замеченные другими, включая недостатки, пороки, но при этом не скатывается к нравоучениям и обвинениям. И потому его маска холодного и отстраненного наблюдателя не раздражает, а наоборот, очень пристала автору.
О закате империи и кризисе имперского сознания своих соотечественников Моэм тоже говорит не прямо или даже вовсе не говорит, а исподволь подводит читателя к такому выводу с помощью определенной оптики, внешне вроде бы незаинтересованного способа подачи материала и представления персонажей. АМ А почему многие английские критики, в особенности литературный кружок Блумcбери, были столь невысокого мнения о творчестве Моэма? МТ На это счет существует множество мнений. Например, критики пишут о том, что блумсберийцы высмеивали всех, кто был на них не похож, и, возможно, также и тех, кто мог быть им соперником, что их раздражала нешуточная успешность Моэма как писателя, что они считали его произведения слишком банальными и не достойными упоминания, что трезвое отношение Моэма к писательству как к ремеслу претило их культу «искусства для искусства» и «башни из слоновой кости». Кстати говоря, блумсберийцам удалось в этом убедить и английское литературоведение последующих десятилетий, исключившее Моэма из университетских программ. Даже в МГУ уже моего времени мы не изучали Моэма в курсе зарубежной литературы, хотя нас мучили «Театром» весь первый семестр на английской кафедре якобы для лучшего овладения языком. Это тоже следы исключения Моэма из серьезной литературы. АМ Хотел бы теперь вас спросить о взглядах самого Моэма на модернизм, ведь о многих своих современниках-модернистах Моэм был невысокого мнения, о том же Джеймсе Джойсе, к примеру, полагал, что тот специально затуманивает смысл слов.
МТ Что касается скептического отношения Моэма к высокому модернизму, то действительно в своей книге «Подводя итоги» и в других текстах он выступает скорее за демократичность искусства, которое должно быть понятно любому сколь-нибудь образованному человеку, и против литературного снобизма, основанного на нарочитой усложненности и туманности, которые для Моэма являются, прежде всего, показателями неспособности ясно мыслить. Но нельзя сбрасывать со счетов, вероятно, и горечь и даже желчность Моэма, которые, впрочем, скорее всего, были результатом глубинной неуверенности в себе, ранимости и ощущения отверженности, как свидетельствуют некоторые биографы писателя. И это при его огромном успехе у читателей. В строгом смысле, конечно же, причислить Моэма к модернистам нельзя. Но он оперирует многими темами, лейтмотивами, идеями, которые были центральны для модернизма и для эпохи в целом. Это касается разочарования в человеке и в обществе, размышлений о закате колониализма, фиксации на темной стороне души. Хотя делает он это по-своему, не используя вроде бы типично модернистские приемы, стилистические изыски и эксперименты. Его колониальные произведения пронизывает не только ощущение отчаяния и скорого конца — в отличие от Киплинга, который писал индийские рассказы в зените имперской само уверенности, но и тема изгнания, центральная, в свою очередь, для модернизма, а десятилетия спустя и для постколониальной литературы.
Причем она существует у Моэма на разных уровнях — и как его собственная писательская судьба изгнанника из высокого канона, и как сюжетный троп множества рассказов, и как повествовательная стратегия. Вообще именно колониальные рассказы Моэма могут быть отнесены к некой форме модернизма — ведь здесь он экспериментирует с повествовательной полифонией, элементами потока сознания и другими «фишками», которые стали фирменными знаками признанных модернистов. Мне было бы интересно снять биографию Моэма АМ В традиции старого русского театра актера, исполняющего главную роль, принято было называть «сюжетом». Сомерсет Моэм — и как драматург, и как прозаик — тоже считал, что человек и его характер первичны, что сюжеты ткутся исключительно благодаря ему, человеку, а никак не наоборот. В какой степени это правило соблюдается на мировой театральной сцене? Ильгар Сафат В современном театре уже давно нет никакой нормативности. Возможно все, и это, к сожалению, не всегда приводит к высоким результатам. В каждом конкретном случае можно увидеть, либо не увидеть, привязанность к «фокальному» как теперь выражаются персонажу.
Но зрительский стереотип, не знаю, к сожалению или к счастью, все еще требует «героя», «сюжет» в терминологии старого русского театра , за которым нужно наблюдать. В моем случае, тоже не все всегда однозначно. Иногда мне интересен «протагонист», и я выстраиваю всю канву вокруг его приключений. Иногда же, напротив, мне интересен именно «фон», создающий мир, и погруженного в него главного героя. Все зависит от конкретного материала, с которым приходится работать, и моего к нему отношения. Но, в отличие от Моэма, я, наверное, не так догматичен. АМ Вопрос к Ильгару Сафату — театральному режиссеру, кинорежиссеру, прозаику — вам сегодня Моэм интересен больше как драматург или писатель? ИС По-настоящему драматурга понимаешь тогда, когда ставишь его в театре.
В этот момент автор, как пациент, лежит перед тобой на операционном столе, и ты узнаешь о нем все, или почти все. Мне пока не доводилось ставить Моэма на сцене. Но его проза знакома мне с детства: «Луна и грош», «Театр», в советское время эти книги были почти в каждом доме, в каждой семье. Так что, наверное, все-таки проза Моэма оказала на меня большее влияние, чем его пьесы. Но мне, несомненно, хотелось бы поставить его в будущем. АМ Как вы относитесь к положению Моэма, что драматургия свернула с правильного пути, когда в погоне за жизнеподобием отказалась от стихотворной формы? Стихи могут поднять драму на такой уровень красоты, о котором прозе не приходится мечтать? И возможен ли сегодня поворот к шекспировским временам?
ИС Мне очень понятно это его утверждение. Несколько лет назад я и сам начал, но, к сожалению, все никак не могу закончить пьесу в стихах. Сложность именно в том, что ты очень далеко отрываешься от внешней действительности, переносишься в сферу чистой эстетики и в какой-то момент начинаешь терять связь с современностью.
Мы сказали друг другу до-свидания и готовы были встретиться осенью. Но находясь последний день в городе, выходя из "Товаров", я встретил её с сыном и дочерью; как и я, она делала последние закупки перед отездом из Лондона, и мы оба были разгорячёнными и уставшими. Я предложил отправиться всем нам в парк за мороженым. Думаю, мистрис Стрикленд была рада показать мне своих детей, и она с живостью приняла моё приглашение. Они были даже более привлекательны, чем обещали их фотографии, и она по праву ими гордилась. Я был для них достаточно юн, чтобы им не чувствовать смущения, и они весело щебетали о том, о сём.
Они были необыкновенно милыми, здоровыми детишками. В тени деревьев было очень приятно. Когда через час они втиснулись в кэб, чтобы ехать домой, я лениво поплёлся в клуб. Возможно, я был несколько одинок, и в том, как я думал о мельком увиденной приятной семейной жизни, был оттенок зависти. Они казались такими близкими друг другу. У них были сугубо свои маленькие шутки, непонятные непосвящённым и чрезвычайно их забавлявшие. Возможно, Чарльз Стрикленд оценивался не высоко по стандарту, который требовал в первую очередь словесного фейерверка; но его интеллект соответствовал его окружению, а это - паспорт не только на вполне сносный успех, но и на гораздо большее - на счастье. Мистрис Стрикленд была очаровательная женщина, и она любила его. Я рисовал себе их жизнь, не тревожимой несчастными обстоятельствами, простой, честной и, из-за двух их милых, искренних детей, так очевидно предназначенных продолжить традицию их пути и позиции, не лишённой смысла.
Незаметно они постареют, увидят, как их сын и дочь, достигнув каждый благоразумного возраста, должным образом вступят в брак - она цветущей девушкой, будущей матерью здоровых детишек; он красивым мужественным парнем, очевидно, солдатом; и наконец, процветающие в своём достойном уединении, любимые их потомками, после счастливой и не бесполезной жизни, пресыщенные годами, они сойдут в могилу. То история далеко не одной четы, и образчик жизни, ими предполагаемый, имеет свою домашнюю прелесть. Он напоминает вам о безмятежных ручейках, плавно изливающихся среди зелёных пастбищ в тени кудрявых деревьев, покуда они в конце концов ни впадают в безбрежное море; море же такое спокойное, тихое и равнодушное, что вас вдруг прохватывает смутная тревога. Возможно, то лишь причуда моей природы - и она давала знать о себе даже в те дни - что в существовании, осенённом уделом всех смертных, я чувствую что-то неладное. Я признавал их общественную ценность, видел их упорядоченное счастье, но жар в моей крови жаждал более невозделанного пути. В тех, доступных радостях мне чудилось нечто, возбуждающее тревогу. В моём сердце существовало страстное желание жить с б;льшим риском. И не сказать, чтобы я был не готов к зазубренным скалам и коварным мелям, когда бы только у меня был выбор - выбор и возбуждение от непредвиденного. VIII Перечитывая то, что я выше написал о Стриклендах, сознаю, что они, должно быть, оказались в тени.
Я не смог наделить их ни одной из тех чёрточек, что заставляют книжного персонажа жить его собственной реальной жизнью; и гадая, мой ли то просчёт, я ломал голову, стараясь вспомнить особенности, которые бы сообщили им яркость. Чувствую, что остановись я на некоторых их характерных выражениях или кое на каких странных привычках, я смог бы снабдить их существенными особенностями, свойственными именно им. Они встают передо мной, как фигурки на старом гобелене; они неотделимы от фона, и на расстоянии будто утрачивают контуры, так что перед вами разве что радующие глаз цветные пятна. Единственным извинением мне служит, что они и не произвели на меня другого впечатления. В них была именно та обыденность, которую мы встречаем в людях, чья жизнь составляет частицу социального организма до такой степени, что они существуют в нём и только им. Они подобны клеткам организма, - составляя его сущность, они, покуда здоровы, целиком им поглощены. Стрикленды были обыкновенным буржуазным семейством со средним достатком. Приятная гостеприимная женщина с невинным помешательством на малых львах из литературной среды; достаточно скучный мужчина, выполняющий свой долг на том месте, куда его поместило милосердное Провидение;двое привлекательных здоровых ребятишек. Что может быть ординарнее?
Не знаю, что бы могло возбудить к ним любопытное внимание. Когда я размышляю обо всём, что позже произошло, то вопрошаю самого себя, ни тупоголовостью ли было не приметить в Стрикленде хоть что-то выходящее за рамки обыкновенности. Быть может, за годы, что прошли с тех пор, я сильно продвинулся в знании людей; но даже если бы впервые я встретил Стрикленда, имея сегодняшний опыт, не думаю, чтоб я судил об нём иначе. Но поскольку я узнал, что человек неожидан в своих проявлениях, то сейчас я уж не удивился бы тем новостям, что дощли до меня, когда я вернулся в Лондон в начале осени. Не прошло двадцати четырёх часов после моего возвращения, как я столкнулся на Джермин-стрит с Розой Ватерфорд. Я подумал, что она прослышала о каком-нибудь скандале насчёт своих друзей, и инстинкт литературной дамы дамы пребывал в боевой готовности. Я отрицательно повёл головой. Мне было интересно, разорился ли бедняга на Головной бирже или попал под омнибус. Он ушёл от своей жены".
Определённо мисс Ватерфорд чувствовала, что не может высказать соответствующее суждение на краю Джермин-стрит и потому, как артист на сцене, бросив голый факт, объявила, что деталей не знает. Я не был к ней несправедлив, предположив то пустячное обстоятельство, что мешало ей сообщить мне их, но она упорствовала. Она сверкнула улыбкой и, ссылаясь на визит к своему дантисту, с беспечным видом удалилась. Я был более заинтересован, чем обеспокоен. В те дни мой жизненный опыт, так сказать, из первых рук был невелик, и это побуждало меня судить о происшествии с людьми, которых я знал, по стереотипу, почерпнутому из книг. Сознаюсь, что сейчас время приучило меня к происшествиям подобного рода среди моих знакомых. Но тогда я был слегка шокирован. Стрикленду определённо было под сорок, и мне казалось отвратительным, чтобы мужчину его возраста занимали сердечные дела. С высокомерием, свойственным зелёной юности, я считал тридцать пять крайним пределом, когда можно ещё поддастся любви, не превращаясь в глупца.
Кроме того, эти новости несколько взбудоражили меня лично, потому что я писал из деревни миссис Стрикленд, извещая о возвращении и добавляя, что если не услышу от неё возражений, то приду в назначенный день выпить с нею чашку чая. То был как раз тот день, и я не получил от миссис Стрикленд ни словечка. Хотела она меня видеть или нет? Вполе возможно, что в ажитации момента моя записка выскочила у неё из памяти. Возможно, было бы умнее не ходить. С другой стороны, ей, может быть, хотелось сохранить всё в тайне, и чрезвычайно неосторожно было бы мне подать вид, что меня достигли эти неожиданные новости. Я был раздираем между страхом поранить чувства милой женщины и страхом оказаться не к месту. Я чувствовал, она должна страдать, и мне не хотелось видеть душевные боли, которым я не мог помочь; но моё сердце переполняло желание, которого я слегка стыдился, увидеть, как она всё приняла. Я не знал, как поступить.
Наконец мне пришло на ум объявиться так, как будто ничего не случилось, отправив горничную справиться, удобно ли мистрис Стрикленд сейчас меня принять. Это как будто давало её возможность прогнать меня. Но мной овладело замешательство, когда, сказав горничной заготовленную фразу, я ждал ответа в тесном проходе, призывая всё своё душевное мужество, чтобы не удрать. Мою возбуждённую фантазию её манеры вполне убедили, что домашняя катастрофа произошла. Я последовал за ней в гостиную. Шторы были частично задёрнуты, затемняя комнату, и мистрис Стрикленд сидела спиной к свету. Её шурин Полковник Мак-Эндрью стоял перед камином, грея спину у незажжённого огня. Мне собственное появление показалось чрезвычайно не к месту. Мне показалось, что мой приход был воспринят как неожиданность, и мистрис Стрикленд потому только позволила меня впустить, что забыла выпроводить.
Кажется, заминка задела Полковника. Сейчас Энн принесёт чай" Даже в затенённой комнате я не мог не заметить, что лицо мистрис Стрикленд опухло от слёз. Её кожа, некогда очень хорошая, стала землистой. Вы встречались здесь за обедом как раз перед отъездом". Мы пожали друг другу руки. Я настолько растерялся, что не мог вымолвить ни слова, но мистрис Стрикленд выручила меня. Она спросила, куда я собирался деть себя на лето, и, воспользовавшись этим, я кое-как справился с разговором, пока не внесли чай. Полковник спросил виски с содовой. Это был первый намёк, что произошла какая-то неприятность.
Я никак не отреагировал и, как мог, вовлекал в разговор мистрис Стрикленд. Полковник, до сих пор стоявший у камина, не проронил ни слова. Я гадал, как скоро было бы прилично уйти, и на кой чёрт она мне позволила придти. Цветов не было, и всякие безделушки, уьранные на лето, не были возвращены на место; что-то безрадостное и одервенелое было в комнате, всегда такой дружелюбной; это оставляло странное чувство, будто за стеной лежал умерший. Я допил чай. Она огляделась, ища коробку, но её нигде не было видно. Неожиданно она разразилась слезами и выбежала из комнаты. Я был тронут. Сейчас я думаю, что недостаток сигарет, восполняемых, как правило, её мужем, воскресил его в её воспоминаниях, и новое чувство об исчезнувших маленьких удобствах, которыми она пользовалась, причинило ей неожиданную боль.
Она представила, что старая жизнь ушла и обманула. Стало невозможным дальше поддерживать наше общее притворство. Я заколебался. Уехал в Париж с женщиной. Он оставил её без гроша". Полковник залпом выпил виски. Он был высоким, худым пятидесятилетним мужчиной с опущенными усами и тронутой сединой головой. У него были бледно-голубые глаза и слабовольный рот. С первой встречи с ним я помнил, что у него было глуповатое лицо, и он гордился тем фактом.
Что в течение десяти лет до тех пор, пока он оставил армию, он по три раза в день играл в поло. Буду счастлив, если чем-нибудь смогу быть полезным". Он меня не слушал "Не знаю, что с ней будет. И ещё дети. Не святым же духом они будут жить? Семнадцать лет! Конечно, он был мне родственник, я с ним мирился. Вы думаете, это джентльмен? Она никогда не должна была выходить за него замуж".
То о чём я говорил, когда вы вошли. Для него лучше не показываться мне на глаза. Я изобью его до полусмерти". Я не мог не подумать, что у Полковника Мак-Эндрью, быть может, возникнут некоторые затруднения с выполнением этой угрозы, поскольку Стрикленд произвёл на меня впечатление дюжего парня; однако, я ничего не сказал. Поруганная мораль всегда страдает, не располагая сильной рукой, чтобы наложить на обидчика прямое возмездие. Я решился на новую попытку уйти, когда вернулась мистрис Стрикленд. Она вытерла глаза и припудрила нос. Она села. Я совершенно не знал, что сказать.
Безусловно, я испытывал робость, чтобы судить о вещах, которые до меня не касались. Тогда я не знал, что главное искушение женщины — это страсть обсуждать свои интимные делишки с любым, кто не прочь выслушать. Казалось, мистрис Стрикленд делает над собой усилие. Её предположение, что я всё знаю о её домашнем несчастье застало меня врасплох. Единственная, кого я встретил — Роза Ватерфорд". Мистрис Стрикленд сжала руки. И покуда я колебался, она настаивала:"Я очень хочу знать". Ей-то не приходится очень верить. Она сказала, что вас оставил муж".
Я лгал. Я недоумевал, но при всём том я понял, что могу откланяться. Я пожал руку мистрис Стрикленд, сказав, что был бы очень рад, если бы мог быть полезен. Она натужно улыбнулась. Не думаю, чтобы мне кто-нибудь мог помочь". Стесняясь слишком выказывать своё сочувствие, я обернулся к Полковнику, чтоб попрощаться. Но он не взял моей руки. Если вы идёте на Виктория-стрит, я пойду с вами". IX "Ужасная штука", - проговорил он тотчас, как мы оказались на улице.
Я понял, что он пошёл со мной, чтгещё раз обсудить то, что в течение часов он обсуждал со своей свояченицей. Подумайте, перед тем, как вы вошли, Эмми говорила, что за всю супружескую жизнь они ни разу не поскандалили. Вы знаете Эмми. Она отнюдь не лучшая женщина на свете". Поскольку меня облекли доверием, я посчитал, что не грех задать несколько воросов. Он провёл август с ней и детьми в Норфолке. Он был точно такой же, каким был всегда. Мы наезжали на два, на три дня, я и моя жена, и я ещё играл с ним в гольф. В сентябре он вернулся в город, сменив своего компаньона, а Эмми осталась в деревне.
Они сняли дом на шесть недель, а в конце срока она написала, указав время, когда она возвратится в Лондон. Он ответил из Парижа. Сказал, что решил с нею больше не жить". Я видел письмо. Там не более десяти строк". Затем нам пришлось пересекать улицу, и движение транспорта прервало наш разговор. То, что сказал мне Полковник Мак-Эндрью, казалось мне слишком невероятным, и я заподозрил, что мистрис Стрикленд, имея на то свои причины, утаила от него какую-то часть фактов. Ясно, что после шестнадцати лет супружества мужчина не оставляет свою жену, чтобы не нашлось определённых моментов, которые бы заставили её подозревать, что не всё в её замужней жизни было благополучно. Полковник догнал меня.
Полагаю, он считал, что она сумеет всё для себя разузнать. Это ещё тот парень! Я еду в Париж". Последний год он что-то присмирел". Полковник Мак-Эндрью имел самые отрывочные представления о деловых материях, а я так — совсем никаких, и потому совершенно не понял, в каком состоянии Стрикленд оставил свои дела. Я заключил только, что покинутый компаньон очень разгневан и угрожает судом. Явствовало, что когда он произвёл все платежи, то будто бы оказался в убытке на четыре-пять сотен фунтов. Во всяком случае, она за ней останется". У неё две-три сотни фунтов и эта мебель".
Казалось, дело всё более усложнялось, и Полковник своею бранью и возмущением скорее запутывал меня, чем объяснял. Я был доволен, когда он, бросив взгляд на часы над "Товарами для Армии и Флота", вспомнил о приглашении сыграть в карты в своём клубе и оставил меня, пересекавшего Сент-Джеймс-парк. X День или два спустя мистрис Стрикленд прислала мне записку, прося придти, если смогу, чтобы увидеться с нею в тот же вечер после обеда. Я застал её одну. Её тёмное платье, простое до аскетизма, наводило на мысль о потерянном ею состоянии, и я простодушно удивился: несмотря на душевные волнения, она была способна одеться согласно той роли, которую в её понимании ей следовало играть. Я размышлял, что видел его лишь однажды. Я не знал, чего она хотела от меня. Фред — это был Полковник Мак-Эндрью. Он только всё испортит.
Я не знаю, кого ещё попросить". Голос у неё слегка дрогнул, и я со своими колебаниями почувствовал себя скотиной. Он меня не знает. Может быть, он просто пошлёт меня к чёрту". Видите ли, он действительно никогда не любил Фреда, считал его глупым; он не понимал военных. Фред вспылит, произойдёт скандал, и он этого будет не лучше, а хуже. Если вы скажете, что пришли от моего имени, он не откажется вас выслушать". Я не хотел бы совать нос в дела, которые меня не касаются. Почему бы вам не поехать и не увидеться с ним самой?
Что он не один". Я прикусил язык. Я уже видел, как я спрашиваю Чарльза Стрикленда и подаю свою карточку;видел, как он входит в комнату, держа её между большим и указательным пальцами: "Чем я обязан такой чести? Когда б вы были постарше. Вы бы знали, что лучше заниматься своим делом. Будьте так добры, поверните голову чуть влево, - видите дверь? Желаю всего наилучшего". Я предвидел, как трудно мне будет достойно выполнить свою миссию, и я великодушно пожелал не возвращаться в Лондон, пока мистрис Стрикленд ни справится со своими трудностями. Я украдкой взглянул на неё.
Она была погружена в раздумья. Потом она взглянула на меня, глубоко вздохнула и улыбнулась. Мне и не снилось, что Чарли относится к тем мужчинам, которым что-нибудь может вскружить голову. Мы всегда так ладили друг с другом. У меня было столько интересов, которых он не разделял". Ни одна не приходит на ум. Так странно. Обычно, когда мужчина в кого-то влюбляется, их видят вместе, обедающими или что другое, и всегда приходят её друзья и рассказывают жене. Меня никто не предостерегал — никогда.
Его письмо было, как удар грома. Я думала, он совершенно счастлив". Бедняжка, она стала плакать, и мне было очень жаль её. Но в самое краткое время она успокоилась. Она ходила, говоря что-то наобум, сначала — о недавнем прошлом, затем — о их первой встрече и о свадьбе, и вскоре я в воображении стал создавать довольно связную картину их жизни; и, кажется, эти мои представления соответствовали реальности. Мистрис Стрикленд была дочерью служащего из Индии, который по отставке обосновался в глуши, но каждый август для него стало привычкой привозить свою семью в Истборн для смены обстановки; и здесь, когда ей было двадцать лет, она встретила Чарльза Стрикленда. Ему было двадцать три. Они вместе играли в теннис, вместе ходили по набережной, слушали нищих менестрелей; и она решилась дать согласие ещё за неделю до того, как он сделал предложение. Они жили в Лондоне, сначала в Хэмстеде, а потом, с ростом его благосостояния, в самом городе.
У них родилось двое детей. Даже если он от меня устал, удивляюсь, как у него достало сердца оставить их. Всё слишком невероятно. Даже теперь я не могу поверить, что это правда". Наконец она показала мне письмо, которое он написал. Мне было любопытно увидеть его. Но я не рискнул попросить. Дорогая Эмми, Думаю, в квартире всё найдёшь в порядке. Я оставил Анне распоряжение.
И для тебя и детей, когда вы вернётесь, обед будет приготовлен. Встречать я не буду. Я решил оставить тебя и утром отправляюсь в Париж. Это письмо я отошлю по прибытии. Назад не вернусь. Моё решение непреклонно. Всегда твой Чарльз Стрикленд "Ни слова объясгнений или сожалений. Как вы думаете, не бесчеловечно ли это? Я не знаю той женщины, каторая им завладела, но она превратила его в другого человека.
Очевидно, что это на долгое время". Муж говорил, что три-четыре раза в неделю он ходит в клуб играть в бридж. Фред знал одного из членов клуба и сказал что-то насчёт того, что Стрикленд отличный бриджист. Тот удивился. Он сказал, что никогда даже не видел Чарльза на корте. Сейчас совершенно ясно, когда я думала, что Чарльз в своём клубе, он был с ней". Я помолчал с минуту. Затем подумал о детях. Видите ли, мы приехали в город лишь за день до того, как им идти в школу.
Я нашла в себе присутствие духа сказать, что их отца вызвали по делу". Вряд ли легко было оставаться ровной и беззаботной с этой неожиданной тайной в сердце, или ничего не упустить, чтобы как следует проводить детей. Голос мистрис Стрикленд опять сорвался. Как нам жить? Это было ужасно больно видеть. Он никогда не сможет жениться на той женщине. Я так же упряма, как он, и я никогда с ним не разведусь. Я должна думать о своих детях". Думаю, она добавила это, чтобы объяснить мне свою позицию, но полагаю, скорее то была вполне естественная ревность, чем материнская забота.
Я хочу, чтобы он вернулся. Если он это сделает, то, как говорится, кто старое помянет… Всё-таки мы были женаты семнадцать лет. Я достаточно свободно смотрю на вещи. Я не настаиваю, чтобы за всё время, как я его знаю, ему не иметь чего-нибудь в этом роде. Он должен знать, его увлечение будет не последним. Если он сейчас вернётся, всё пойдёт гладко, и никто об этом ничего не узнает". Маня слегка расхолодило, что мистрис Стрикленд озабочена разными сплетнями, потому что я тогда не знал, какую огромную роль в жизни женщины играет мнение окружающих. Это сообщает оттенок неискренности проявлениям их самых глубоких чувств. Было известно, где остановился Стрикленд.
Его компаньон в энергичном письме, отосланном в свой банк, высмеял его за сокрытие его местонахождения; и Стрикленд в язвительном и остром ответе, точно рассказал компаньону, где его искать. Он открыто проживал в отеле.
Но есть и очень важное отличие — Гоген умел дружить, да и о покинутых детях тосковал, и даже хотел вернуть семью. Думаю, Моэм специально изобразил своего героя более циничным и бездушным, охваченным лишь страстью к творчеству, чтобы вопрос «Что простительно настоящему гению? Цветы Франции. ГМИИ им.
Пушкина фото с выставки Поль Гоген. Пушкина фото с выставки Недавно в одном из чатов прочитала в обсуждении подобной темы такое мнение: «поэтому они и гении, что готовы попирать все нормы» и ещё: «гений - форма психического заболевания». А как вы считаете, гениям, действительно, всё прощается. Их полотна восхищают не одно поколение. И ради достижения этой цели, ради создания шедевров можно и закрыть глаза на злодеяния их создателя? Подписывайтесь на мой канал, чтобы читать и перечитывать, узнавать новое и вспоминать старое, обсуждать сложные вопросы и наслаждаться шедеврами мастеров.
Моэм Сомерсет Уильям - Луна и грош
Прототип героя пьесы Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». Основная тема творчества — поиск человеком собственной идентичности в современном мире.
Что такое Автор романа Луна и грош? Всё это будет доступно в ближайшее время.
Посмотреть ответ — Автор романа Луна и грош.
Прием в спортивной борьбе, при котором тело борца изогнуто грудью вверх и опирается на ступни и ладони или голову. То же, что: мостик. Холодные сени между передней и задней избами. Часть шасси автомашины, трактора, расположенная над осями и связанная с колесами. Зубной протез - планка, на которой укреплен ряд искусственных зубов. БАЯН [1] м.
Легендарный древнерусский певец-сказитель. Поэт, исполнитель песен, сказаний. БАЯН [2] м. Большая гармоника со сложной системой ладов. МИНА [1] ж. Неподвижный снаряд для взрыва, помещаемый под землей или под водой. Крупный разрывной снаряд для стрельбы из миномета.
Самодвижущийся разрывной снаряд; торпеда. Подкоп или подземный ход, предназначенный для закладки взрывчатки под неприятельские укрепления, оборонительные сооружения и т.
После смерти жены Дирк, убитый горем, навсегда уезжает на родину, в Голландию. Когда наконец Стрикленд показывает автору свои картины, они производят на него сильное и странное впечатление. В них чувствуется неимоверное усилие выразить что-то, желание избавиться от силы, владеющей художником, — словно он познал душу Вселенной и обязан воплотить ее в своих полотнах... Когда судьба забрасывает автора на Таити, где Стрикленд провел последние годы своей жизни, он расспрашивает о художнике всех, кто его знал. Ему рассказывают, как Стрикленд, без денег, без работы, голодный, жил в ночлежном доме в Марселе; как по поддельным документам, спасаясь от мести некоего Строптивого Билла, нанялся на пароход, идущий в Австралию, как уже на Таити работал надсмотрщиком на плантации... Жители острова, при жизни считавшие его бродягой и не интересовавшиеся его «картинками», очень жалеют, что в свое время упустили возможность за гроши купить полотна, стоящие теперь огромные деньги. Старая таитянка, хозяйка отеля, где живет автор, поведала ему, как она нашла Стрикленду жену — туземку Ату, свою дальнюю родственницу. Сразу после свадьбы Стрикленд и Ата ушли в лес, где у Аты был небольшой клочок земли, и следующие три года были самыми счастливыми в жизни художника.
Ата не докучала ему, делала все, что он велел, воспитывала их ребенка... Стрикленд умер от проказы. Узнав о своей болезни, он хотел уйти в лес, но Ата не пустила его. Они жили вдвоем, не общаясь с людьми. Эту настенную роспись видел только врач, который пришел навестить больного, но уже не застал его в живых. Он был потрясен. В этой работе было нечто великое, чувственное и страстное, словно она была создана руками человека, проникшего в глубины природы и открывшего ее пугающие и прекрасные тайны.
Автор романа "Луна и грош" — 4 буквы, кроссворд
Написанные в тот период роман «Лиза из Ламбета» 1897 и пьеса «Леди Фредерик» 1907 принесли ему первый успех. Во время Первой мировой войны Моэм служил в британской разведке и со шпионской миссией посещал Россию в разгар Февральской революции. По возвращении из России Моэм отправился в путешествие по странам Азии. Всё это время он не переставал писать: «Маг», «Покоритель Африки», «Луна и грош», «Священное пламя», «Узорный покров», «Верная жена», «Шеппи»… К началу 40-х годов Моэм стал одним из самых известных и состоятельных писателей Англии.
Характер Стрикленда Художника Чарльза Стрикленда не признавали другие деятели искусства. Лишь один посредственный живописец Дирк Стрев разглядел в нем талант. Однажды Чарльз заболел, и Дирк пустил его к себе в дом, несмотря на то, с каким презрением к нему относился больной. Стрикленд был довольно циничен и, заметив, что жена Дирка испытывает перед ним восхищение - соблазнил ее лишь для того, чтобы нарисовать портрет. К тому времени, когда портрет обнаженной Бланш был завершен, Чарльз выздоровел и оставил ее.
Для нее расставание стало невыносимым испытанием - Бланш покончила с собой, выпив кислоты. Однако Стрикленда это ни капли не взволновало - ему было не важно все то, что происходит за пределами его картин. Конец романа После всех происшествий Чарльз Стрикленд продолжил бродяжничать, но спустя какое-то время отправился на остров Гаити, где взял в жены туземку и снова полностью погрузился в рисование. Там же он подхватил проказу и умер. Но незадолго до своей смерти он создал, пожалуй, главный шедевр. От пола до потолка он разрисовал стены хижины которую было завещано сжечь после его смерти. Стены покрывали причудливые рисунки, при взгляде на которые замирало сердце и захватывало дух. Живопись отражала что-то таинственное, какой-то секрет, который таится в глубине самой природы.
Картины художника Чарльза Стрикленда могли бы так и остаться неизвестными и непризнанными произведениями искусства.
Благодаря увлекательной сюжетной линии игроки отправляются в межгалактическое приключение, чтобы помочь очаровательному инопланетному персонажу по имени Коди найти дорогу домой. В игре есть сетка, заполненная буквами, и игроки должны использовать свои знания и словарный запас, чтобы составлять слова, которые вписываются в сетку. На каждом уровне представлена уникальная тема, например, история, наука или поп-культура, и игроки должны найти скрытые слова, связанные с этой темой.
Но, как правило, подобные желания исчезают так же быстро, как и появляются. Однако есть и исключения. Наиболее показательный пример — Чарльз Стрикленд, главный герой романа Сомерсета Моэма «Луна и грош». Вот уж, воистину, его история уже сто лет продолжает скандализировать адептов законопослушного существования! Только вообразите такой жизненный кульбит! Вполне себе верноподданный господин, образцовый семьянин вдруг ни с того ни с сего бросает налаженную спокойную жизнь и уходит буквально в никуда, чтобы заняться... И действительно в конце концов становится выдающимся художником. Сразу же стоит сказать, что у Чарльза Стрикленда имеется прототип — гениальный французский художник Поль Гоген. Вообще, может показаться, что герой Моэма — абсолютный литературный двойник великого постимпрессиониста. Но так ли это? Начнем с внешности. В сохранившихся портретах Гогена мы без труда угадываем описание Стрикленда: крепкий, сильный мужчина, с резкими и надменными чертами лица, отражающими необузданные страсти души и целеустремленный характер. Дальше сходств еще больше. Например, выясняется, что и герой Моэма, и Поль Гоген пренебрегли карьерой и семьей ради богемной жизни. Оба нигде профессионально не обучались живописи. Также роднит этих гениальных самоучек нерушимая вера в свой талант и бесконечная преданность искусству. Источник вдохновения у них, кстати, тоже общий — «золотое царство фантазии — Таити». И Стрикленд, и Гоген абсолютно равнодушны к мнению окружающих «Я знаю, что люди будут понимать меня всё меньше и меньше. Но разве это может иметь значение? Своего героя Моэм также характеризует как человека, «которого нимало не тревожило, что о нем думают». Малозначим и бытовой комфорт. Стоит только вспомнить завидную стойкость духа Стрикленда в невыносимых условиях марсельских трущоб и малочувствительность Поля Гогена к тяготам убогого существования на островах. Главное же, что сближает этих удивительных персон, — художественная концепция их творчества и впечатление, которое производят их творения. Стоит только взглянуть на гогеновские полотна особенно таитянского цикла , как тотчас вспоминаешь выразительные и точные характеристики произведений Стрикленда. Моэм на протяжении всего романа подчеркивает, что эти картины способны вызывать разнополярные чувства. Они то «приводят в замешательство», то влекут «неодолимо притягательной силой». Они и неизъяснимо чувственны, и «чреваты всеми возможностями Неведомого».
Зарубежные писатели XX века: кого читали в России
На этой странице находится ответ для кроссворда или сканворда с заданием «Писатель, автор романов "Театр" и "Луна и грош"». Французский писатель 19-го века, автор романов социальной и психологической направленности. «Луна и грош» — слушайте аудиокнигу автора Уильяма Сомерсета Моэма, в исполнении Максим Суслов на сайте электронной библиотеки MyBook.
Чарльз Стрикленд - реальный человек или вымышленный персонаж
Этой же линии следовал затем критик Пётр Палиевский , написавший о романе Моэма: «Книга была принята совершенно всерьёз, хотя ничем, кроме невменяемости героя, не выделялась: ни он не понимает, что с ним такое, ни мы не вправе этого спросить, если не хотим попасть в разряд тупиц» [2]. Позднее, в более либеральной атмосфере 1960-х гг. Комментируя эту трактовку, критик Эдварда Кузьмина опирается на название книги: "В романе Моэма на все двести страниц лишь однажды упомянута луна. Художнику говорят, что закон заставит его содержать жену и детей, возьмет их под защиту. Он отвечает: «А закон может снять луну с неба?
Неотвратимо влекущее, притягивающее, как луна — лунатиков. Недаром почти три четверти книги никто не понимает, что случилось с прежним заурядным биржевым маклером. Всем кажется, что он одержим бесом" [4]. В Испании фильм вышел под названием «Soberbia» [5].
Бугаева, жена Андрея Белого , записала в своём дневнике 1929 года: «Прочла интересный роман В. По-видимому, импровизация на жизнь Гогена. Написано хорошо.
Рассказ ведётся от лица случайного знакомого Стрикленда, писателя Джеффри Вулфа, пытающего разгадать тайну личности гениального художника. Прообразом Чарльза Стрикленда послужил Поль Гоген.
Чтобы покупать книги вам было ещё приятнее, мы регулярно проводим акции и конкурсы. Книжный интернет-магазин «Читай-город» «Читай-город» — сеть книжных магазинов, успешно работающих в Москве и других регионах России. А ещё это — крупный интернет-магазин книг.
Ей удается использовать свой учебный грант для учреждения компании и привлечь профессоров из своего университета в свою стартап. Получается находить первых инвесторов в лице родственников и друзей семьи. Со временем получается находить инвесторов не только в лице близких, но и вполне далеких и очень богатых. Внушительная обойма. Удается привлечь около 9 млрд долларов инвестиций. Компания разрастается, время идет, а работающего прототипа так и не появляется. Журналист Джон Каррейру начал независимое расследование и стал публиковать материалы, разоблачавшие компанию. Элизабет, кстати, пыталась использовать медиамагната Руперта Мердока, чтобы тот надавил на журналиста, используя свою долю в газете, где тот печатался. Но он от этого отказался. Правда все продолжала всплывать на поверхность, все чаще у компании стали проходить проверки, все сложнее было скрывать все накопившиеся проблемы, а самое главное- отсутствие готового рабочего варианта продукта. После всех судов и разбирательств Элизабет Холмс приговорили к 11 годам тюрьме и штрафу в 121 млн долларов в пользу обманутых вкладчиков. Обманутые вкладчики Такой вот бесславный конец человека, который не раз бывал на обложках ведущих мировых изданий. С более детальным анализом можно ознакомиться тут , а вывод напрашивается такой: к сожалению, бывают ситуации, когда участники рынка могут попасть под влияние личности и совсем не придавать значения потенциальным рискам, ставя на кон нажитое непосильным трудом. И хочешь не хочешь, но помимо пафосных слов и красивых образов придется рано или поздно дать рынку хороший продукт, иначе крах неизбежен. Что же касается Незнайки и его друзей, то им, благодаря поднятой шумихе, удается привлечь внимание общественности, но на короткое время, так как на следующий день СМИ разрывает новость об ограблении банка с убийствами блин, Носов, жесть. Как итог, никто особо не торопился нести свои кровные в обмен на акции перспективной компании. И только со временем стал нарастать поток акционеров, начавшийся с бедняка, который даже не видел новостей в СМИ. Картельные сговоры рисунки Г. Валька В мире Незнайки все рычаги власти находятся в руках алчных капиталистов, которые не собираются ни с кем делиться. Так, например, существовал сырный бредлам, в который входили владельцы сыроваренных фабрик; сахарный бредлам, объединявший всех сахарозаводчиков; угольный бредлам, объединявший владельцев угольных шахт, и так далее. Такие бредламы нужны были богачам для того, чтобы держать в повиновении рабочих и выколачивать из них как можно больше прибылей. Кроме того, бредлам устанавливал цены на выпускаемую продукцию: например, на сахар, на хлеб, на сыр, на ткани, на уголь. Никто не имел права продавать товары дешевле установленной бредламом цены, благодаря чему цены постоянно держались на высоком уровне, что опять-таки было очень выгодно для фабрикантов. Картель — это группа независимых фирм или компаний, которые тайно объединяются для координации своей деятельности и манипулирования рынком с целью увеличения своей прибыли. Картели обычно действуют в отраслях, производящих товары, на которые всегда есть большой спрос, такие как нефть, газ или фармацевтика. Начать стоит с того, что картели это не порождение капитализма, они существовали еще за долгое время до того, как понятие капитализма было сформулировано в принципе. Например, в Средневековье гильдии и ассоциации ремесленников принято считать картелеподобными, так как они имели похожую на картели природу по части контроля цен в своих отраслях. Существовал также соляной синдикат 1301 года во Франции и Неаполе сейчас такие есть только в Питере и аналогичный 1470 года между Папским государством и Неаполем. У обоих картелей были общие сбытовые организации для всей продукции под названием Societas Communis Vendicionis «Общество сбыта». По-видимому, это скорее свойство человеческой натуры, но оставим этот вопрос социологам или философам. Нас интересует как обстоят дела с картелями в современном мире. Здесь стоит разделить ответ на две исторические эпохи. Эпоха первая- до второй мировой войны. В этот период картели чувствовали себя в безопасности, регуляция со стороны государств не подразумевала наказаний и строгих ограничительных мер. Даже наоборот- в Японии и Европе после первой мировой они были ведущей экономической силой, а авторитарные режимы в Германии или Испании активно использовали мощности существовавших на тот момент внутренних картелей для активной мобилизации экономики. США же относились к картелям довольно неоднозначно, не занимая какую-то определенную позицию. Однако все меняется после второй мировой. США берет твердый и четкий курс на борьбу с картелями, как с внутренними то есть те, которые состоят из компаний на территории США , так и с международными, привлекая к этой борьбе все большее количество стран и создавая все больше обстоятельств, препятствующих образованию картелей. Вот несколько примеров громких судебных исков против картелей за последние 10 лет: В 2013 году Европейская комиссия оштрафовала несколько крупных европейских банков на общую сумму 1,7 млрд евро за сговор с целью манипулирования базовыми процентными ставками, такими как Euribor и Libor ставки, по которым банки одалживают друг другу деньги. В 2018 году Министерство юстиции США обвинило нескольких крупных производителей курятины в сговоре с целью фиксации цен и фальсификации предложений. Пострадал ли при этом los pollos hermanos не уточняется. В 2019 году Европейская комиссия оштрафовала нескольких производителей автомобилей на общую сумму 1 миллиард евро за сговор с целью ограничения разработки и внедрения технологий, снижающих выбросы. В 2020 году Министерство юстиции США обвинило нескольких крупных производителей тунца в сговоре с целью фиксации цен и ограничения конкуренции на рынке США. И, в общем-то, можно сказать, что основания для ввода мер по ограничению картельных сговоров существуют. Что же может сделать государство помимо ввода гигантских штрафов и других наказаний? В США в 1978 году и успешных ее реформ в 1993 году была представлена программа смягчения наказаний. Суть ее такова: если вы первым решили сдать своих подельников по картелю и сотрудничать с госорганами, то при соответствии определенным критериям вы можете рассчитывать на более снисходительное отношение и уменьшение размера штрафов в отношении своей корпорации и физлиц, связанных с картелем. Как говорится, не важно, что говорят кисы за спиной у крысы. Если верить собранной статистике в ходе исследований судебных прецедентов по американским картелям, то количество картельных сговоров сильно снизилось с момента реформирования и старта полноценной работы данной программы после 1993 года. Что же касается лунных капиталистов, то противовеса в обществе коротышек для них нет. Только собственная жадность, которая может им подпортить планы. Рынок акций и инсайдерская информация рисунки Г. Валька После заседания капиталисты решают обвалить цены на акции компании наших героев посредством информационного вброса со стороны подконтрольного СМИ. И Носов дает весьма забавное описание устройства рынка акций в мире лунного капитализма: Нужно сказать, что рынок, на котором торгуют акциями, очень отличается от обычного рынка, где торгуют яблоками, помидорами, картофелем или капустой. Дело в том, что продавцу фруктов или овощей достаточно разложить свой товар на прилавке, чтобы все видели, чем он торгует. Продавец акций носит свой товар в кармане, и единственное, что может делать, это выкрикивать название своих акций и цену, по которой он желает их продавать. Покупателю тоже остаётся только выкрикивать название тех акций, которые он хочет купить. Факт номер один- продают и покупают акции по указу или самостоятельно так называемые голодерики, которые постоянно выкрикивают, что они хотят продать или купить акции. То есть брокеры из нашего мира. Факт номер два- фондовые биржи, где торгуют акциями, у него это буквально плавучие баржи, куда сослали всех голодериков, потому что другие лунные коротышки не могли больше терпеть их крики. Если это фондовая биржа, то там можно продать или купить ценным бумаги, например, акции компаний. Если это сырьевая биржа, то там заключаются сделки по купле-продаже сырья в оптовых масштабах как на Санкт-Петербургской международной товарно-сырьевой бирже. Но в наше время все выглядит немного прозаичнее. Да, площадки остались, но участники биржевых торгов уже не бегают оголтело в попытке сделать что-то с ценными бумагами, а сидят смотрят в свои компуктеры и пользуются различным специализированным софтом для совершения сделок. Нью-Йоркские голодерики тогда и сейчас: А кто в свою очередь брокер? Вот скачали вы какое-нибудь приложение желтого или красного банка, например, и в данном случае организация, стоящая за этим приложением, будет выступать вашим брокером. Интересный факт: в России брокером может быть только юридическое лицо организация , а вот в США даже отдельно взятый человек, главное легально оформить свою деятельность и можно предоставлять полноценные услуги брокера. Зарабатывают брокеры на комиссиях в ходе совершения сделок или на получении оплаты за предоставленные услуги. С устройством барж и голодериков мы разобрались. Господин Гризль обладает информацией, которой нет у других участников рынка большей части, по крайней мере. Он знает, что, когда статья выйдет, цены резко упадут, а сама статья носит заказной характер, значит, есть вероятность, что немного позже цена снова начнет расти, и можно будет заработать на этом. Это и есть суть инсайдерской торговли. Когда частные лица имеют доступ к конфиденциальной информации, касающейся организации, о чьих ценных бумагах идет речь, они могут на этом заработать, получив информацию из первых рук и опередив тем самым реакцию рынка. Собственно, инсайдерская торговля это одно из воплощений асимметричности информации, которую мы с вами уже обсудили. Интересный пример из российских реалий, построенный на предположениях автора статьи и не претендующий на истину заранее осуждаю, что я написал. И здесь мы наблюдаем непропорционально большой объем покупок для рядовых физических лиц, который буквально бьет рекорды.
Сомерсет Моэм. Луна и грош
Произведение русского писателя И. Бунина из сборника «Листопад». Фильм Романа Полански "Горькая ". Сомерсет Моэм" онлайн бесплатно без регистрации - полная версия. Безволосый мексиканец. “Незнайка на луне” это третья и заключительная книга Николая Носова из серии романов-сказок про Незнайку. «Луна и грош» (The Moon and Sixpence; англ. буквально «Луна и шестипенсовик») — роман английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма. В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Луна и грош: роман от автора Уильям Сомерсет Моэм (ISBN: 978-5-17-063038-7) по низкой цене.