Но, мне думается, существует серьёзная опасность, что складывающийся сегодня ложный стереотип о Бунине может оттолкнуть массу потенциальных читателей от его творчества. Мы собрали список лучших произведений выдающегося русского писателя Ивана Алексеевича Бунина. Литература представлена в двух основных разделах: «Произведения Ивана Бунина» и «Литература о жизни и творчестве Ивана Бунина». Непревзойденный рассказчик и стилист, Бунин импрессионистичен, его произведения подобны живописным полотнам, написанным широкими, щедрыми мазками. В творчестве Бунина органично сосуществовали реалистическая, лишенная всяческих украшательств поэзия и полная лирики проза.
Бунин Иван Алексеевич
Сложней всего приходилось исследователям творчества Ивана Бунина, которые должны были как-то увязать антибольшевистские высказывания автора с признанием его величайшим. Но, мне думается, существует серьёзная опасность, что складывающийся сегодня ложный стереотип о Бунине может оттолкнуть массу потенциальных читателей от его творчества. Проникнутое пронзительной любовью к родине творчество Бунина воспевало ее такой, какой новое общество не принимало, - прежней, корнями связанной с традициями, глубоко духовной.
От первой любви до «брака втроём». Четыре женщины в жизни Ивана Бунина
Смотрел в окна своего фонаря. Все долины и горы кругом в солнечно-голубой дымке. В сторону Ниццы над горами чудесные грозовые облака. Правее, в сосновом лесу над ними, красота зноя, сухости, сквозящего в вершинах неба. Справа, вдоль нашей каменной лестницы зацветают небольшими розовыми цветами два олеандра с их мелкими острыми листьями. И одиночество, одиночество, как всегда! И томительное ожидание разрешения судьбы Англии. По утрам боюсь раскрыть газету», — записал 28 июля 1940 года.
В Грасс они вернулись девятого. Возвращаться в Париж и не думали, тем более что квартиру в Яшкином переулке, то есть на улице Жака Оффенбаха, также именуемой ими Оффенбаховской, они кому-то сдали еще при переезде на юг в конце мая. В Приморских Альпах все еще стояла знаменитая «Hitlerwetter» — гитлеровская погода, сначала благоволившая Германии во время нападения на Польшу, а затем и во время французской кампании, тогда же, вероятно, шла уборка урожая, о которой упоминает Бобковский, но для туриндустрии сезон был в основном неудачным: эта непонятная война, которую здесь практически никто вживую не видел, пришла не вовремя и только расстроила дела. Из-за нее же городок Грасс, в отличие от Парижа, теперь оказался в так называемой неоккупированной зоне, точно так же, как Виши, где после прекращения огня и объявления о демобилизации наконец были размещены государственные органы бывшей Франции. И когда, проехав тысячу километров, Бунин с Верой и «барышнями» распаковывали запыленные чемоданы, а затем отдыхали в тени пальмы, маршал Петен был занят последними приготовлениями к тому, чтобы объять всю полноту власти над урезанным Французским государством, образованным с разрешения Германии на территориях, не включенных в зону оккупации. Так называемый режим Виши будет создан в два молниеносных шага — 10 и 11 июля — внесением изменений в конституцию и роспуском парламента. Будут введены продуктовые карточки и запрет на свободную продажу хлеба.
Через месяц Бунин, несколько оторванный от французской жизни, отметит в дневнике свои наблюдения: «Начинает юдофобствовать и Франция». Перед отъездом в Пиренеи в начале июня 1940 года он записал: «Страшно подумать — 17 лет прошло с тех пор, как мы поселились в Грассе, в этом удивительном поместье Villa Montfleuri, где тогда как раз вскоре расцвели лилии! Думал ли я, что в каком-то Грассе протечет чуть не четверть всей моей жизни! И как я тогда был еще молод! И вот исчезла и эта часть моей жизни — точно ее и не бывало». Так что уже тогда у него было такое чувство, что прошлое распадается на куски, летящие затем в пасть времени, а он перепрыгивает с одного на другой, будто с одной льдины на другую во время ледохода, но темп становится все яростней, и твердая поверхность уходит из-под ног все быстрее и быстрее, и он уже не поспевает за этим движением, пока, наконец, у него не остается сил скакать с одного куска на другой и вновь еще на один, потому что он уже стар, печален и устал, и он все сильнее чувствует, что на какой-то из этих льдин ему придется остаться, исчезнув вместе с ней. Кадр: фильм «Дневник его жены» После возвращения из неудачного побега в Пиренеи это чувство, должно быть, в нем возросло, и, вероятно, именно тогда он осознал, скорее осознал, чем решил, что больше бежать уже не будет, что бы ни произошло.
Он осознал, что еще одной эмиграции в его жизни не будет. Наблюдая за тем, как друзья и знакомые один за другим уезжают в Америку, он даже разрешил кому-то оформить для него и Веры очень сложные в получении американские визы, но об отъезде в другую страну, где ему пришлось бы начинать все сначала, он уже серьезно не думал. Июль 1940 года застал его все в том же месте, что он был и в июне, но сам он уже не был прежним — то, что ранее надломилось в нем, теперь окончательно треснуло.
Толстого оно было средством и невольно солидаризируясь, таким образом, со сторонниками индивидуалистического искусства. Да и вообще странно звучат подобные слова в устах автора «Деревни» и «Суходола», порождая мысль о каком-то тяжелом противоречии, во власти которого находится Бунин. Бунин, как кажется, очень обеспокоен тем, в каком направлении будет отныне развиваться и его творчество, какие художественные задачи в настоящий момент он сам должен ощутить как главные для литературы. Задачи эти что он осознает встали перед ним в прямой связи с наступлением нового периода и в истории литературы, и в его личном писательском развитии. Ответа же на вопросы еще нет. Поэтому-то, возможно, опираясь на свое традиционно-неприязненное отношение к словесному искусству начала века, Бунин и повторяет чужие мысли, путается, противоречит сам себе.
Несмотря на то что Бунин принимал активное участие в литературной жизни своего времени, внутренне он оставался чужд ей. Может быть, поэтому так неинтересны его письма: в них почти не затрагиваются ни вопросы, связанные с исторической судьбой России, ни даже вопросы, которые в той или иной степени могли бы быть соотнесены с судьбой русской культуры, и в частности литературы. Проблемы, выдвинутые всей совокупностью русской исторической жизни рубежа веков, не были восприняты Буниным как проблемы личные, то есть так, как они были восприняты и Горьким, и Андреевым, и Блоком, и Белым. Он даже, видимо, и не составил себе о них законченного представления. Ему были чужды не только Блок и Андреев. Не менее ему был чужд и Горький. И отталкивало его от Горького то же, что и от Блока, — прямое, непосредственное участие в литературной жизни эпохи, активное восприятие современности как творимой на глазах истории. То, что смотрели Горький и Блок на эту историю по-разному, для него роли не играло. Бунин вообще не разделял подобного взгляда на свое время, он не видел в нем смены эпох.
В декабре 1910 года Бунин пишет проникновенные слова Горькому, благодаря его за высокую оценку «Деревни»: «…Позвольте сказать только, что если напишу я после «Деревни» еще что-нибудь путное, то буду я обязан этим Вам, Алексей Максимович. Вы и представить себе не можете, до чего ценны для меня Ваши слова, какой живой водой брызнули Вы на меня! Захотелось на Капри страшно, слова Ваши, золотое сердце Ваше растрогало до щипанья в глазах. Ах, дорогой, очень люблю я и чту Вас! И тут же жалуется брату Юлию: «…Необходимость ходить к нему выбивает из интимной тихой жизни, при которой я только и могу работать, мучиться тем, что совершенно не о чем говорить, а говорить надо имитировать дружбу, которой нету, — все это так тревожит меня, как я и не ожидал. Да и скверно мы встретились: чувствовало мое сердце, что энтузиазму этой «дружбы» приходит конец, — так оно и оказалось» 7. Трудно было бы выразиться более определенно. Под покровом дружеских чувств и признаний в любви скрывалось, оказывается, совсем иное — чувство чуждости и непонимания, «Совершенно не о чем говорить», «имитировать дружбу, которой нету» — таков печальный итог отношений, длившихся уже более десяти лет. Читая высказывания Бунина о современности и современниках, не перестаешь удивляться тому, насколько далек он был от понимания того, что происходит в начале века в России и с Россией.
Всякое проявление оживления жизни, обновления искусства он считал проявлением моды, временного поветрия. В результате получалось так, что он сам как бы оказался где-то далеко на периферии эпохи. Согласно наблюдению О. Михайлова, творчество Бунина 1890 — 1900-х годов «кажется выключенным из общественной проблематики» ЛН, кн. Не менее справедлив и Н. Смирнов-Сокольский, когда, комментируя дневник Бунина 1917 года, пишет, что тот «в эти дни кажется человеком, выпавшим из времени» 8. На фоне этих и многих других наблюдении подобного рода перед нашим взором вырисовывается в своем истинном свете программное для Бунина выступление 6 октября 1913 года на юбилейном чествовании газеты «Русские ведомости». Историками литературы выступление Бунина принято рассматривать как направленное «против декадентства и модернизма». Правда, Бунину тут же делается упрек в том, что он при этом «ничего не сказал о реалистическом направлении, о писателях-«знаньевцах», о Горьком и литературных силах, группировавшихся вокруг него» ЛН, кн.
Но в том-то и дело, что Бунин имел в виду не одно какое-нибудь направление или течение, не какую-либо однородную совокупность отрицательных явлений, — он говорил обо всем русском литературном движении рубежа веков, о литературе 1890 — 1910-х годов в целом. Поэтому странно было бы упрекать Бунина лишь за то, что он «просмотрел» Горького и творчество группировавшихся вокруг него писателей-реалистов, «не заметил» возрождения реализма в начале 1910-х годов. Показательно и другое. В полемике, развернувшейся на страницах печати вокруг этого выступления Бунина, в котором дословно повторены суждения предшествующих лет, в его защиту не выступил ни один из сколько-нибудь заметных литераторов того времени. Против Бунина выступили Б. Зайцев, Брюсов, Бальмонт, Балтрушайтис и др.
Обобщая настроение эмигрантской литературной критики, откликавшейся на книги Бунина, выходившие в эмиграции, А.
Даманская утверждала, что литературный обозреватель, перед которым стоит задача писать о произведениях Бунина, испытывает редкостное удовольствие и «отдается прежде всего тому чувству, которое можно определить как "высокая радость восхвале-нья"». И таких эмоциональных восхвалений в адрес Бунина в эмиграции раздавалось действительно очень много. Алданов, особо отметив как лучший рассказ сборника «Петлистые уши» написанный в 1916 г. В сборник «Митина любовь» Париж, 1925; 2-е изд. Едва ли не общее мнение выразил Б. Зайцев, когда написал, что повесть относится к числу шедевров - «вещей, коими Бог не каждый день благословляет художника... Точнее надо сказать: любовь-страсть»10.
Это чувство в произведениях писателя всегда предстает в сложной соотнесенности с человеческой судьбой и смертью. Как певец любви, Бунин отражает в ней и красоту, и дисгармоничность мира. С изумительной полнотой тема любви окажется раскрытой позднее - в сборнике рассказов «Темные аллеи», который создавался в 1937-1945 гг. Гиппиус Антон Крайний , предложившая аналитическое прочтение произведений писателя, оказалась в числе немногих не попавших под обаяние «Ми-тиной любви». В эссе «О любви», которое первоначально готовилось для публикации в журнале «Современные записки», но с испугом было отвергнуто редакцией, она сначала назвала Бунина «королем изобразительности», мастером, которому нет равных в современной литературе, когда он не рассказывает о природе, вещах и людях, а прямо показывает их. Но дальше З. Гиппиус высказала обобщающую мысль о том, что писатель, не желающий или не умеющий видеть «улучшенной» действительности, рискует показать ее «ухудшенной»: «Такой художник легко соскальзывает с действительности - вниз; его герой, в любовном состоянии, действует еще ужаснее, гибнет еще скорее, чем это бывает в жизни, а сама любовь кажется еще безысходнее и обманнее»11.
И в повести Бунина, по мнению критика, именно это и происходит. Гиппиус не может поверить художественной правде «Митиного "падения" с Алёнкой» и риторически вопрошает: для чего Бунин «унижает своего Митю до "заживо умирающих любителей мертвечины? Она приходит к выводу: «Попытка изобразить мир в статике, в его настоящем моменте, никогда не удается истинному художнику. Воля, не направленная вперед, оказывается направленной назад и вниз. Не желая "улучшать" действительность, такой художник ее роковым образом ухудшает. И мир в его изображении становится воистину ужасным, вечной победой вожделения над любовью, смерти над жизнью. Ужасным - и не реальным, не действительным» курсив З.
Противоположный взгляд высказал Г. Адамович в ближайшей из «Литературных бесед»: сцена «падения», на его взгляд, «очень хороша в своем жестоком реализме и психологически верна безупречно. Митя до последней минуты не знает, что впереди. Со стороны же его смерть очевидна и неизбежна»12. Рецензируя «Литературную часть» журнала «Современные записки», где, прежде чем выйти отдельным изданием, печаталась повесть 1925. В другой своей рецензии, на 29-й номер журнала, где были напечатаны фрагменты из бунинской книги «Воды многие», она заметила, что «в смысле преобладания "жизненности" над мыслью и воображением - Бунин типичный русский беллетрист» и здесь его следует поставить первым14. И дальше З.
Гиппиус писала, что мастерство Бунина -«лишь средство доводить описательство до совершенства, до наглядности, до воссоздания самого предмета», а очерк Бунина «Воды многие» - один из ярких примеров такого, на одном элементе построенного, «жизненного-только-жизненного», русского искусства. И это самый подлинный, самый настоящий Бунин: «Читая его морской дневник, совершенно забываешь, что в этом "беллетристическом" произведении нет ни мысли, ни воображения. Такова сила "жизненности" художника... Гиппиус коварно вопрошала: «. Зайцева и Бунина, она утверждала: «Если Бунин сидит с головой в жизни, ворочается в ее бессмысленной гуще, то Зайцев полулегко, полуосторожно прикасается к ней, а иной раз даже около ходит... Следующий сборник его рассказов, «Божье дерево» Париж: Современные записки, 1931 состоял из 51 рассказа, датированного 1927-1930 гг. Рассказ, давший название сборнику, был впервые опубликован в «Современных записках» 1927.
Иванов в своей рецензии писал, что это не рассказ, а «род деревенского дневника: несколько записей ни о чем». И дальше он полемизировал с З. Гиппиус: «"Описательство", как модно теперь выражаться... Но вот "описательство" это узнаешь без подписи с первой же строки. И с первой до последней - читаешь "Божье дерево" с тем волнением, с тем "холодком в сердце", какое дает только искусство самое строгое, самое чистое. Другой критик газеты -С. Литовцев - даже соотносил название сборника с «древом жизни» Гёте и полагал, что в книге рассказов Бунина появилось нечто более ценное, чем художественное мастерство - «дух внутренней тревоги», а также «сознательная попытка со стороны Бунина дать.
Герой рассказа «Божье дерево», по мысли критика, становится носителем философии «приемлемости мира», ему «весело жить и не страшно умирать», ибо все имеет «какое-то высшее 16 Божье намерение». В очередной раз рецензируя книгу Бунина, А. Даманская в отклике на его сборник рассказов «Последнее свидание» Париж: Т-во Н. Карбасникова, 1927 констатировала: «Из всех находящихся теперь вне России русских писателей И. Бунин без всяких оговорок воспринят европейским читателем и без оговорок признан европейской критикой. И не о сочувственности критических отзывов приходится говорить. Они обычно тона восторженного и подписаны именами корифеев европейской крити-ки»17.
Европейская оценка творчества Бунина, которую приводила А. Даманская, базировалась, разумеется, на откликах французской печати и была гораздо сдержаннее, нежели в передаче Даманской -«совершенство формы, доведенное до предельности, художественная убедительность описаний, стройность, четкость в развитии сюжета». Не удержавшись от сравнения прежних рассказов Бунина с его произведе- ниями последних лет то есть 1923-1926 гг. Можно сказать, что А. Даманская здесь проницательно подметила начавшуюся в творчестве Бунина смену акцентов, присущую всей литературе русского зарубежья: поэтизацию, в какой-то мере даже мифологизацию прошлого. И далее она утверждала, что «любая страница этой книги гордо опровергает все теоретические рассуждения о том, от подлинной ли литературы "описательство"». А тайну мастерства художника усматривала в «правдивости жизненности образов Бунина»: «.
Сборник «Солнечный удар» Париж: Родник, 1927 , куда вошли 11 рассказов 1925-1926 гг. Цетлин, который писал о рассказе, давшем название всему сборнику, что не помнит в литературе такой, почти физически ощущаемой передачи солнечного света, удававшейся ранее лишь художникам импрессионистам: «По напряженности чувства, по насыщенности светом, счастьем и болью любви этот маленький рассказ - чудо»18. В 1928-1929 гг. Журнальный вариант выходил в «Современных записках» с 1928 по 1933 г. Отдельное издание первых четырех книг с подзаголовком «Истоки дней» было опубликовано в 1930 г. Произведение получило восторженные оценки критики, признавшей его наиболее значительным из всего того, что было создано писателем. В центре развернувшейся дискуссии оставался вопрос о жанре произведения и его автобиографичности.
Как известно, сам Бунин жанровую принадлежность определял как «роман» в кавыч- 20 ках. Рецензируя «Литературную часть» «Современных записок», критики «Последних новостей» приветствовали выход каждой части книги «Жизни Арсенье-ва». Цетлин в отклике на первую книгу отметил, что в ней нет характерной для русского романа «жизненности», она резко отклоняется от путей, по которым шло развитие художественного повествования и которым следовали и Стендаль, и Толстой. По мнению критика, роман шел ко все большему устранению личности рассказчика, что справедливо даже по отношению к таким повествованиям, ведущимся от первого лица, как толстовские «Детство» и «Отрочество». Между тем в «Жизни Арсеньева» «мы все время слышим самого повествователя, его интонации, его рассуждения», все, о чем он рассказывает, «живет не само по себе, а от- 21 раженным в его душе, в его рассказе». В «Жизни Арсеньева», по словам критика, есть много автобиографического, но произведение «не похоже ни на одну из знакомых нам автобиографий», хотя и «дает ценнейший материал для понимания личности и творчества Бунина». Цетлин, «не роман и не автобиография, она написана не о жизни, а о смысле жизни» курсив М.
Это как бы «рассуждение о Божьем величии», о прелести всего земного, удесятиренной его бренностью: в книге есть и необыкновенная чуткость к мгновенному, и желание закрепить его в тончайших деталях, вызванные «страхом перед гробом беспамятства». Адамович размышлял о том, что первые две части романа останутся в нем, по-видимому особняком, ибо эти «необыкновенно прекрасные главы представляют собой "плач об исчезнувшей России" - гораздо больше, чем биографию какого-то мальчика»22. Бунин, немало «покритиковавший» в свое время старую русскую жизнь, «когда пришел час проститься с ней, нашел для нее только добрые слова, как бы ото всех благодаря ее за то, что она, плохо ли, хорошо, все-таки всем давала» «пропел отходную» старой России. Оценивая четвертую книгу «Жизни Арсеньева», Г. Адамович обратил внимание на особняком стоящие главы о русской революционной интеллигенции, которые написаны «едко и блестяще, хочется сказать "антологически"»23. Бунин не любил Достоевского. Но чтение некоторых страниц этой части произведения напомнило критику «Бесы»: «Тон и природа насмешки и там и здесь одинаковы».
Адамович также отметил, что писатель просто «восхищен бытием» и «соединяет восторг с горечью»24. В рецензии на первые четыре книги, изданные в Париже в 1930 г. Демидов определил их как «музыкальную поэму» «в исполнении большого оркестра под руководством большого дирижера»25. В книге «речь идет о жизни, которая больше "текучей повседневности"». На музыкальность произведения указывали и другие критики. Так, например, Ф. Степун отмечал, что новизну книги составляет «не пластика, а музыка»: «Некое непередаваемое звучание тверди не- бесной, той тверди духовной, под которой развертывается судьба России и судьба Арсеньева»26.
Автобиографичность книги оценивалась по-разному. Одни, как, например, тот же Ф. Степун, полагали, что книга не является «автобиографическим романом»27. Седых Я. Цвибак , как литературный секретарь близкий к Бунину в нобелевские дни, также свидетельствовал, что сам писатель «очень огорчался, когда эту вещь называли "автобиографической"»28. Алданов, назвав «Жизнь Арсеньева» «самым лучшим произведением» писателя, книгой о дореволюционной России, целиком написанной по памяти, высказывал другую точку зрения: он полагал, что Арсеньев, конечно же, «не весь Бунин», но в герое «от Бунина очень многое, его мысли, его чувства, его взгляды на жизнь, его отношение к людям»29 курсив М. На присуждение Бунину Нобелевской премии по литературе30 9 ноября 1933 г.
Информационная заметка на первой странице газеты была снабжена заголовком: «Премия по литературе присуждена автору "Жизни Арсеньева"». В ней приведены краткие биографические сведения о новом лауреате, всероссийская известность которого «превратилась в мировую славу. Это большая моральная победа и русской литературы, и русской эмиграции», - подчеркивалось в газете. Ее главный редактор П. Милюков, присоединяясь к многочисленным поздравлениям, отметил «основную тему», развиваемую в статьях о творчестве лауреата - «о любви к отечеству и народной гордости» говоря старым «карамзинским» стилем 32. Но сегодняшняя мысль эмиграции, писал Милюков, не о нем в первую очередь и не о его творчестве за это он просит Бунина всех извинить : «Мы в самом деле преисполнены сегодня чувства народной гордости: один из наших лучших и первейших писателей получил наконец международное признание и формально перешагнул ту черту, которая отделяет репутацию писателя национального от писателя мирового», и «мы приветствуем его в новом звании поэта-лауреата - и вместе с тем, приветствуем самих себя с его помощью». Так Милюков констатировал важнейшую особенность этих торжеств - эмиграция праздновала не только национальную победу, но и политическую: именно «литература» и писатель эмиграции, а не советской России впервые получили наиболее влиятельную мировую премию.
Алданов в статье «Об искусстве Бунина»33 обратил внимание на лучшее, на его взгляд, короткое произведение Бунина - рассказ «Петлистые уши», в котором отметил мастерство описания Невского проспекта, «изобразительную силу» и сравнил Бунина с Л. Толстым и Ф. Критик утверждал, что Бунин - «писатель без фабулы», «не лежит у него к ней душа», как «не лежит и к "психологическому анализу"». Ал-данов заинтересовался профессиональным вопросом, о том, «чем же тот работает», и попытался показать совершенство «художественного аппарата» писателя, его «безошибочный инстинкт» и вкус, «точность физического прибора», смену тона и ритма языка; а из произведений крупной формы самым замечательным назвал «Жизнь Арсеньева», ибо такой «словесной ткани» «нет ни у одного из живущих ныне беллетристов». Алда-нов согласился с мнением А. Куприна, назвавшего Бунина «писателем для писателей», а главной темой Бунина признал тему смерти. Гиппиус в статье «В сей час»34 писала, что Бунин - достойный хранитель русского языка - «является для зарубежья как бы олицетворением той последней, ценнейшей части России, которую отнять у нас уже нельзя».
Тему прекрасного языка и стиля писателя продолжил и В. Вейдле статья «Полдень» , сравнив Бунина с Н. Гоголем, И. Тургеневым и Л. Толстым: «. Бунин здесь превосходит тех, с кем всего естественней его сравнивать: Тургенева и Толстого»35. Писатель «видит слово вблизи, также вблизи, как его видел Гоголь; но он меньше поддается соблазну с ним играть».
Все это, однако, не означает, что проза Бунина «превосходит все остальное в русской литературе, но ему принадлежит самое зрелое и законченное ее мастерство», - резюмировал критик. В этом же, юбилейном номере газеты со словами о лауреате и его творчестве выступили и Г. Адамович, М. Осор-гин, Л.
Авторское присутствие в текстах писателя глубоко проанализировано в монографии И. Карпова «Авторология русской литературы И. Бунин, Л. Андреев, А. Ремизов » 2-е изд. Мощный пласт научной литературы о Бунине составляют работы по поэтике произведений Бунина. Исследовательские силы направлены на различные аспекты поэтологии текстов писателя: своеобразие эпитета выпущен «Словарь эпитетов Ивана Бунина» [5] , оценочная метафора, роль детали, мотив, хронотоп, диалогическая поэтика, способы портретирования, поэтика движения, перспектива пространства, пейзаж, цветопись работы М. Байцак, О. Бетиной, Т. Благасовой, О. Богдановой, Т. Бонами, Т. Зиминой-Дырды, А. Зиятдиновой, Л. Колесниковой, А. Коновалова, Р. Красильникова, Т. Маркеловой, О. Мещеряковой, О. Рудневой, Н. Рябикиной, О. Семеновой, В. Сузи, Е. Шириной и мн. Немаловажную грань изучения творчества Бунина составляет лингвистический анализ произведений писателя, внимание к его идиостилю, к особенностям стилистики художественного текста, особенностям его синтаксического строя, ритма речевой организации, языка и проч. В этом направлении много сделано учеными лингвистами и литературоведами: изучению композиционных уровней текста и повествовательной манеры Бунина посвящены работы Н. Николиной, О. Сливицкой, Т. Стойковой, Т. Щербицкой, лингвостилистическим особенностям нарратива Бунина — статьи Н. Баландиной, Д. Луговской, О. Селементьевой, Е. Тарланова, фразеологическим единицам языка Бунина — работы Г. Абреимовой и А. Аверьяновой, ассоциативным аспектам ритма речи — исследования В. Ефремова, Н. Ипполитовой, анализу морфологических языковых средств письма Бунина — наблюдения B. Сидорец, семантике синтаксических структур его текстов — статьи Т. Мониной, языковых средств и способов выражения эмоций в лирике — работы И. Морозовой и др. Серьезным шагом в изучении языка Бунина стал «Частотный словарь рассказов И. Среди наиболее важных аспектов освещения творчества Бунина находятся проблемы творческого мировоззрения писателя, идейных предпочтений художника, вопросы его религиозно-философских исканий. И хотя сам Бунин писал в дневниках — «…никакой ортодоксальной веры не держусь» [2, c. Обширный пласт современных исследований по религиозно-философским аспектам творчества писателя составляет тема «Бунин и христианская духовная традиция», «Бунин и православие», особенно глубоко и последовательно проанализированная в работах В. Агафоновой, С. Андреевой, О. Донской, М. Дунаева, Н. Желтовой, Т. Жирмунской, А. Закуренко, А. Злочевской, Ю. Иншаковой, И. Карпова, Т. Кошемчук, А. Меня, О. Пороль, А. Пронина, Т. Скрипниковой, О. Талалаевой и др. Исследователи ориентированы на разнообразные области православной онтологии и антропологии с целью более глубокого понимания личности художника и, как следствие, выявления своеобразия его художественного творчества, необычности и оригинальности его мировоззрения. Кажется, трудно спорить с утверждением О. Однако в данном научном направлении остается целый ряд спорных вопросов и неоднозначных ответов. Так, уже в начале ХХ века среди современников Бунина если К. Зайцев признавал «христианскую доминанту» мировоззрения писателя, то И. Ильин, наоборот, отказывал художнику в близости православному миропониманию. Самостоятельную грань научных изысканий по вопросам библейских ракурсов в творчестве Бунина составляют работы, которые, наряду с христианстовм, обращаются к обнаружению и осмыслению мотивов Ветхого Завета в произведениях прозаика, подвергая интерпретации именно эти ракурсы в наследии художника. Среди исследователей, более других обращенных к указанным аспектам, — Г. Карпенко, В. Котельников и др.
Иван Бунин: Стихи
В 1907 году двадцатишестилетняя Вера Муромцева, дочь члена Московской городской управы и племянница председателя Первой Государственной думы, вышла замуж за уже известного в ту пору писателя Ивана Бунина. Наконец-то он встретил умную, чуткую, преданную женщину, которая всю оставшуюся жизнь делила с ним и радость, и горе. Талантливый литератор, В. Муромцева-Бунина оставила нам в наследство две замечательные книги — «Жизнь Бунина» и «Беседы с памятью». Первая построена как на архивных материалах, так и на ее личных воспоминаниях. Вторая - только мемуары. Написанные ярко и живо, книги рисуют сложный характер того, чьей «спутницей до гроба» ей довелось стать. На страницах этой книги читатель встретится также с А. Чеховым, Л. Толстым, А. Горьким, Л.
Андреевым, А. Куприным, Б. Зайцевым, А. Толстым, Ф. Шаляпиным, С. Рахманиновым и др. Кострова, В. Лица сквозь годы : События. Николюкина] ; редколлегия: Н. Скатов пред.
Кострова - знаменитая в прошлом актриса, жена писателя Анатолия Каменского, рассказывает в своих мемуарах о встречах с Маяковским, Есениным, Куприным, Буниным, Шаляпиным, Мейерхольдом и другими замечательными ее современниками. В разделе «Воспоминания», вы можете прочитать рассказ «Три встречи с Буниным», где подробно описаны пересечения актрисы и писателя: «Море было прекрасно. Вера Николаевна и я разговорились о музыке, в шуме вскипающих волн нам слышались звуки этюдов Скрябина. Писатели шли молча. И вдруг Иван Алексеевич весь как — то преобразился, закричал пьяным голосом: «Музыку! Мы все дружно расхохотались, восхищенные его актерской импровизацией. В книге, заключившей в себе две личности — великого писателя Ивана Бунина и его многолетней подруги, Галины Кузнецовой, — собраны переписка и материалы о непростых отношениях этих людей.
Две книги «Литературного наследства», на три года запоздавшие к 100-летнему юбилею Бунина, пусть в малой мере, но приоткрыли для советского читателя яркий, притягательный, загадочный мир жизни, судьбы, творчества художника слова. И, конечно же, не могли не оказать благотворного влияния на читательское восприятие его прозы и поэзии. Безусловно, магия творчества Бунина — в самих его произведениях, в строгом мастерстве и отношении к Слову, к русскому языку, столь щедрому интонационно, богатому оттенками и смыслами. Но ведь не только в безукоризненной стилистике или в музыкальности текстов дело. Владимир Набоков был также изумительным стилистом, но кто пленен его творчеством? Очень немногие… Значит, дело не только в форме, но и в духе бунинских текстов? Составители 110-го тома «Литературного наследства», скрупулезно осмысляя материалы писательского архива, дают широкую и уникальную возможность проникнуть в тайны творчества И. И она не в поверке «алгеброй гармонии», а в совершенно ином измерении. Позволю себе обратиться к философским сочинениям Алексея Степановича Хомякова, одного из основоположников славянофильства, мыслителя, по словам Герцена, «страшной эрудиции». Вот мысли Хомякова о природе подлинного искусства, изложенные в статье «О возможности русской художественной школы». Художественные явления носят «явный отпечаток» народов, считает он. И делает вывод: «Везде и во все времена искусство было народным», поскольку «закон отношений между началами и их проявлениями остается всегда неизменным». В чем же смысл этой неизменности, жесткой связки между искусством и народом? Художник не творит собственною своею силою, духовная сила народа творит в художнике». Художество — «образ самосознающейся жизни», утверждает мыслитель. Приведенные цитаты очень важны для понимания природы творчества Ивана Алексеевича Бунина, любимого огромным числом русских людей. Да, он гордился своими предками, родом, занесенным в книгу дворянских родов России. Но столь же искренне и честно говорил о родственной близости поместного дворянства с крестьянством: они жили не просто рядом, на одной земле, видели одни и те же восходы и закаты, говорили на одном языке, но были родственны духовно. И совершенно понятно, почему творчество «энглизированного» Набокова, надменного аристократа, так маловосприимчиво широким кругом читателей. Он вырос в искусственной среде, его творчество, скорее, результат умствования, плод творческого разума одиночки. Оттого-то, при всем формальном блеске, произведения его, по словам Зинаиды Шаховской, есть «красивые виньетки вокруг пустоты». Природа творчества Бунина — иная. Она подлинно национальна, народна, что подтверждает он сам: «Я вырос среди народа». Мировоззрение и мировидение его формировалось на земле, средь русской природы, в народной, не выхолощенной языковой стихии. Принадлежность к дворянскому сословию давала ему осознание преемственности и сохранения культурных традиций, продолжателем которых он, без сомнения, являлся; но почва была одна с народом во всем его сословном разнообразии — крестьянами, купцами, мещанами, духовенством. Народность Бунина сказалась и в неприятии «творческих поисков» творцов Серебряного века, времени надлома и надрыва — в предчувствии великих потрясений. Он оставался верен культурным традициям Золотого века русской литературы, чужд культурной элите тех лет, которая «была изолирована в небольшом круге и оторвана от широких социальных течений того времени» Н. Бердяев, «Самопознание». Он оставался с Россией повергнутой, с народом, еще не отравленным ядом большевистских призывов. Все это и было основой его творчества, фундаментом величественного художественного памятника России и русскому человеку, воплощенного в бунинском Слове. Такой вывод, думается, будет неприемлем некоторыми критиками его мировоззрения. Припомнят и «Деревню», и «Окаянные дни», где немало жестких оценок народной черни. Но в этих оценках нет озлобленности, лишь негодование и, может быть, презрение к «победителям», лица которых обрели невиданные ранее черты. В толпе он узрел «лицо зверя». А есть главное — честный и правдивый взгляд художника. Бунин был чужд всякой фальши, а разнузданность черни — предельная фальшь, потемки сознания. Впрочем, вот впечатления другого свидетеля революционной смуты, философа Николая Бердяева: «В стихии большевистской революции меня более всего поразило появление новых лиц с небывшим раньше выражением. Произошла метаморфоза некоторых лиц, раньше известных. И появились совершенно новые лица, раньше не встречавшиеся в русском народе. Появился новый антропологический тип…». Убежден — без творческого наследия Ивана Алексеевича Бунина наше знание о России девятнадцатого века было бы неполным.
Здесь, в Бутырках, начался и творческий путь Бунина. Мальчик очень любил читать, дома под руководством гувернера изучал языки, делая упор на латынь. Первые самостоятельно прочитанные книги будущего литератора — «Одиссея» Гомера и сборник английской поэзии. В восемь лет Ваня сочинил свое первое стихотворение, за ним — очерки и рассказы. В поэтической манере юный писатель подражал то Александру Пушкину, то Михаилу Лермонтову. В 1881 году Бунины переехали в усадьбу Озерки — «большую и довольно зажиточную деревню с тремя помещичьими усадьбами, потонувшими в садах, с несколькими прудами и просторными выгонами». Иван поступил в Елецкую мужскую гимназию. Первые впечатления от жизни в уездном городе и от учебы были безрадостными: «Резок был и переход от совершенно свободной жизни, от забот матери к жизни в городе, к нелепым строгостям в гимназии и к тяжкому быту тех мещанских и купеческих домов, где мне пришлось жить нахлебником». В гимназии Иван Бунин учился хорошо, за исключением точных наук, все ему давалось легко: мог с одного прочтения запомнить понравившееся стихотворение в целую страницу. Однако постепенно успеваемость падала, в третьем классе будущий поэт даже остался на второй год. Через пять лет учеба Бунина в гимназии завершилась: уехав домой на рождественские каникулы, он решил не возвращаться и в дальнейшем обучался под руководством старшего брата Юлия, делавшего в преподавании упор на гуманитарные дисциплины. Юлий Бунин писал: «Не прошло и года, как он [Иван] так умственно вырос, что я уже мог с ним почти как с равным вести беседы на многие темы». С помощью брата будущий поэт подготовился к выпускным экзаменам, сдал их и получил аттестат зрелости. Вхождение в литературу Осенью 1889 года Иван Бунин устроился работать в редакцию газеты «Орловский вестник». Здесь он не только выступал в качестве редактора, но и печатал свои произведения — рассказы, литературно-критические статьи, заметки. В Орле был опубликован и первый поэтический сборник Бунина «Стихотворения», где он размышлял на философские темы и описывал русскую природу. В редакции «Орловского вестника» поэт познакомился с Варварой Пащенко, дочерью местного врача, работавшей здесь корректором. Страстные отношения не переросли в брак, против которого выступали родители девушки, и в целом продлились недолго, однако произвели на молодого Бунина колоссальное впечатление, впоследствии нашедшее свое отражение в романе «Жизнь Арсеньева». Иван Бунин много путешествовал, что позволяло ему в том числе учить иностранные языки. В итоге он начал переводить много поэзии, в частности стихотворные произведения Франческо Петрарки, Джорджа Байрона, древнегреческого поэта Алкея.
Гончаров, И. Тургенев , Бунин начал сотрудничать как с горьковским издательством «Знание», так и с модернистским издательством «Шиповник». В 1903 году за образцовый перевод поэмы Г. Лонгфелло «Песни о Гайавате» и сборник стихов «Листопад» он удостоился самой престижной дореволюционной премии в области литературы — Пушкинской, а в 1909 году был избран почётным членом Российской императорской академии наук, прежде всего за поэтические достижения. В эти годы Бунин много путешествовал по свету, заводил многочисленные знакомства в литературной среде, занимался переводами. Переломными в творчестве Бунина стали повести «Деревня» 1910 и «Суходол» 1911 , в которых писатель осмысливал русскую действительность с точки зрения опыта Первой русской революции 1905—1907 гг. Жестокая реальность быта в этих произведениях переплетена с неизбывной красотой природы, а сарказм автора неотделим от сердечной боли в отношении своих героев — простых крестьян и провинциальных дворян. Одновременно Иван Алексеевич издал свои путевые дневники, делясь наблюдениями и впечатлениями от посещения стран Востока и размышляя о древней культуре человечества. Подлинных вершин художественного мастерства Бунин достиг в рассказах, написанных с отточенным стилистическим совершенством. В этих рассказах трагизм бытия и восхищение прелестью жизни переданы с невероятным талантом. Эмиграция и Нобелевская премия Бунин с большим скепсисом воспринял Февральскую революцию, а Октябрьскую встретил откровенно враждебно. В это время, в 1917—1920 гг. Печальные и едкие мысли о происходящем он излагал в дневнике, изданном в 1926 году под названием «Окаянные дни». После скитаний по горящей в пламени Гражданской войны России в 1920 году Бунин эмигрировал во Францию. Сначала он поселился в Париже, а в 1923 году перебрался в маленький городок Грас Грасс в провинции Приморские Альпы. В Грасе Бунин последовательно жил на трёх виллах — сначала ненадолго снял «Мон-Флери», но в том же 1923 году перебрался в «Бельведер». Именно на этой вилле, изображённой выше на картине художника Николая Кожуховского, прошли самые плодотворные годы писателя. С началом Второй мировой войны Бунин с домочадцами перебрался на виллу «Жаннетт», арендная плата за которую была существенно ниже. В первые годы в эмиграции Бунин писал мало, занимаясь больше общественной деятельностью и личной жизнью: он организовал издательство «Русская земля», стал председателем парижского Союза русских писателей и журналистов, много путешествовал по Европе. Только к середине 1920-х гг. С 1927 по 1930 гг. Иван Алексеевич работал над главным произведением всей жизни — романом «Жизнь Арсеньева». Это «автобиографическое» путешествие в собственное прошлое и былое ушедшей России принадлежит к высшим завоеваниям русской прозы XX века. Нобелевский комитет Шведской академии впервые присудил премию по литературе русскому писателю, и им стал Бунин. Это знаменательное событие имело огромный резонанс в эмигрантской среде.
Последние издания книг Ивана Алексеевича Бунина
| «Бунин. Эмиграция. Творчество» | одиночества и предательства часто появлялась в творчестве Бунина. |
| Иван Бунин: тайны творчества и судьбы | Бунин сходил с ума, потому что ему был нанесен удар, по силе сопоставимый с новостью о Нобелевской премии, но только с обратным знаком. |
| Бунин Иван | Ива́н Алексе́евич Бу́нин (10 (22) октября 1870, Воронеж, Воронежская губерния, Российская империя — 8 ноября 1953, Париж, Четвёртая Французская республика) — русский писатель. |
| Судьба Бунина | В эмиграции, куда Бунин уехал после известных Октябрьских событий, за годы одиночества и медленного забвенья в его творчестве появляются произведения на темы любви. |
От первой любви до «брака втроём». Четыре женщины в жизни Ивана Бунина
С осени 1912 года по весну 1913 года были в Турции и Румынии, с 1913 по 1914 год — на Капри в Италии. Осенью 1909 года Академия наук присудила Бунину вторую Пушкинскую премию и избрала его почетным академиком по разряду изящной словесности. В произведениях, написанных после первой русской революции 1905 года, главенствующей стала тема драматизма русской исторической судьбы. Повести "Деревня" 1910 и "Суходол" 1912 имели большой успех у читателей. В 1915-1916 годах вышли сборники рассказов писателя "Чаша жизни" и "Господин из Сан-Франциско". В прозе этих лет ширится представление писателя о трагизме жизни мира, об обреченности и братоубийственном характере современной цивилизации. К Февральской и Октябрьской революциям 1917 года Иван Бунин отнесся крайне враждебно и воспринимал их как катастрофу. Дневником событий жизни страны и размышлений писателя в это время стала книга публицистики "Окаянные дни" 1918. Во Франции первое время жил в Париже, но с лета 1923 года переехал в Приморские Альпы и приезжал в Париж только на некоторые зимние месяцы.
Здесь он обратился к интимным, лирическим воспоминаниям молодости. Роман "Жизнь Арсеньева" 1930 как бы замкнул цикл художественных автобиографий, связанных с жизнью русского поместного дворянства. Одно из центральных мест в позднем творчестве Бунина занимала тема роковой любви-страсти, выраженная в произведениях "Митина любовь" 1925 , "Солнечный удар" 1927 , цикле новелл "Темные аллеи" 1943. В 1927-1930 годах Бунин обратился к жанру короткого рассказа "Слон", "Телячья головка", "Петухи" и др. В 1933 году он стал первым русским писателем, удостоенным Нобелевской премии по литературе "за правдивый артистичный талант, с которым он воссоздал в художественной прозе типичный русский характер". В 1939 году с началом Второй мировой войны 1939-1945 Бунины поселились на юге Франции, в Грассе, на вилле "Жаннет", в 1945 году вернулись в Париж.
Повесть «Деревня» изображала ужасающую картину крестьянской жизни первого десятилетия двадцатого века, разрушение патриархальных устоев. Другим значительным произведением стала автобиографическая повесть «Суходол», опубликованная в журнале «Вестник Европы» в апреле 1912 года. Повесть имела огромный успех.
Рассказ «Господин из Сан-Франциско» 1915 стал настоящим литературным событием России. В этом рассказе Бунин впервые обращается к символике, обнажая трагизм жизни начала века. В 1920 году писатель эмигрирует во Францию. В эмиграции после некоторого литературного молчания И. Бунин возвращается к творчеству. В этот период, им были написаны произведения, принесшие мировое признание: «Косцы» 1921 , «Солнечный удар», «Дело корнета Елагина» 1925 , «Окаянные дни» 1925 , «Божье древо», «Подснежник» 1927. Вобрав в себя темы предшествующего этапа творчества, они раскрыли новую грань художественного дара писателя — глубокое осмысление философских проблем жизни и осознание неразрывной связи с родиной. В эти же годы отдельными изданиями вышли: «Роза Иерихона» 1924 , «Митина любовь» 1925 , «Грамматика любви. Избранные рассказы» 1929 , «Божье древо», «Тень Птицы» 1931.
Самым значительным произведением И. Бунина является роман «Жизнь Арсеньева». Идея его написания появилась в 1920 году, а к работе над ним писатель приступил 1927 году. Книга вобрала в себя темы, волновавшие писателя в течение всего времени его творчества.
Бунин воспринял как трагедию российской национальной культуры и крах традиционной цивилизации.
С 1920 г. Грас близ Ниццы. Впечатления от революции нашли отражение в цикле статей «Окаянные дни» публиковались в эмигрантской периодике с 1925, впервые собраны в 1935. Отрицательное отношение к большевикам и советскому правительству Бунин сохранил до конца жизни. Однако в период Второй мировой войны сочувствовал Советской Армии; высоко оценил поэму А.
Твардовского «Василий Тёркин»; в 1946 г. В 1928—1939 гг. Идея об универсальной роли памяти сближает его с романами М. Пруста , однако у Бунина «утерянное время» воссоздаётся посредством не рационально-аналитического, а интуитивно-метафизического постижения загадок подсознания, а через них — самого феномена бытия. Показательно отрицание автором автобиографичности в общепринятом смысле этого романа, построенного на материале собственной жизни.
Своим наивысшим литературным достижением сам Бунин считал книгу «Тёмные аллеи» 1943; 2-е, дополненное издание, 1946 — рассказы о любви, для которых характерны необычайная сжатость сюжета, виртуозная прихотливость композиции, острота в отображении напряжённых душевных переживаний героев. Отвергая возможность постичь тайны бытия посредством какой-либо конкретной религиозной или философской доктрины, Бунин в своём творчестве явил некий мировоззренческий синтез: он расширил горизонты мирочувствования путём обращения к буддизму особенно явственно в книге «Освобождение Толстого», 1937 , даосизму и другим восточным учениям. Органически укоренённый в традиционной русской культуре, Бунин одновременно сумел привнести в неё ряд идейно-эстетических новаций, неосознанно сближаясь с «философией жизни» А.
А достигнув совершеннолетия, Иван Бунин начинает зарабатывать на жизнь при помощи писательского труда. Начало творческого пути Уже в возрасте 19 лет Бунин производил на окружающих впечатление вполне взрослого и солидного человека. Когда ему исполняется 20, выходит его первая книга. Речь идет о поэтическом сборнике, произведения которого пока что не были совершенными и не принесли поэту особого признания. Однако уже на этом этапе обозначается основная тема бунинских произведений — это любовь к природе. Хотя в дальнейшем в его творчество входят и другие мотивы — философские размышления, романтическая лирика. Бунин оставался в рамках лучших традиций отечественной литературы, однако при этом смог выработать собственный стиль.
В первую очередь, ему удалось получить признание благодаря непревзойденной пейзажной лирике. Ведь фундаментом для творчества Бунина послужила, в первую очередь, замечательная природа Орловской области. Свой родной край поэт и писатель очень любил, а потому неудивительно, что его произведения на эту тему становились все более совершенными.
Судьба Бунина
Часто Бунин обращался и к народному творчеству в своих стихах, за что его по праву можно назвать одним из самых «фольклорных» русских поэтов. Творчество Бунина проложило тропу к новой мировой литературной школе, которая после него стала стремиться «расширить реальность» бытия. Бунинские произведения, глубокие по смыслу и мало кого оставляют равнодушными. Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Иван Бунин был одним из тех редких случаев, когда его литературное творчество столкнулось с грозным запретом в Советском Союзе.
Иван Бунин: «Ни символист и ни романтик»
Хотя творчество Бунина получило широкое международное признание, его жизнь на чужбине была нелегкой. Но, мне думается, существует серьёзная опасность, что складывающийся сегодня ложный стереотип о Бунине может оттолкнуть массу потенциальных читателей от его творчества. Творчество Бунина, при всей самобытности, оказалось знаменательным явлением в свете магистральных для ХХ в. спора и взаимодействия эстетическим систем реализма и модернизма. Но творчество Бунина было настолько близко душе русского человека, что «запретить» его оказалось невозможным, как цветение весеннего подснежника. Творчество Бунина, при всей самобытности, оказалось знаменательным явлением в свете магистральных для ХХ в. спора и взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. В эмиграции Бунин создает свои лучшие произведения: «Митина любовь», «Солнечный удар», «Дело корнета Елагина» и, наконец, «Жизнь Арсеньева».
ОСВЕЩЕНИЕ ПРОБЛЕМ ТВОРЧЕСТВА И. А. БУНИНА В СОВРЕМЕННОЙ КРИТИКЕ
«Вселенная Бунина содержит множество тайн его творчества и. Творчество И.А. Бунина вызывало не только восхищение поклонников или неодобрение коллег по цеху, но и отклики в виде «творческих переработок» мотивов, образов его произведений. Бунинские произведения, глубокие по смыслу и мало кого оставляют равнодушными. Творчество Бунина нашло отклик не только в сердцах его соотечественников, его произведения переведены на многие языки и пользуются популярностью за рубежом.
Иван Бунин: тайны творчества и судьбы
Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. В эмиграции, куда Бунин уехал после известных Октябрьских событий, за годы одиночества и медленного забвенья в его творчестве появляются произведения на темы любви. Долгое время в СССР творчество Бунина было под запретом из-за его антисоветской позиции.